Алёшка Емельянов - №3

крепко подушку обняв,

женщину будто благую;

вновь одеялом надежд

тель укрываешь сухую,

слог подбираешь, падеж

к новой рифмуемой боли.

Время – дырь крыш залатать.

Снова смиряешься с долей

"ждать, потерять, снова ждать"…

Экскурсия

В душе хлам, кучи слёз,

портреты новых, павших,

сухой, сырой навоз

щедро в неё наклавших,

обитель думных мук,

и склад мечтаний, веры,

сумбур из тысяч штук,

что тут лежат без меры:

мешки обид, ведро

тоски и ран вдобавок.

В столе хранит нутро

план мести с сотней правок.

Чердак, где память ждёт.

Запас петард надежды

в шкафу, где моль и лёд.

Словарь купца, невежды.

Тут мал с весельем ларь.

И липкий рельс перила.

И стали слёзы, гарь

для книг моих чернилом.

Закрытый окон гляд,

а пол – настил земельный.

Все балки крыш скрипят,

держа напор посменно.

У стен всех крас мазки.

Цистерны, бак напалма

тут, сталактит тоски.

За что такая карма?

За прежню жизнь в раю,

с пирами, смехом, горном?

Гляди, в сиим краю

в углах любви иконы!

Тут немощь духа, слабь,

но мощь, коль я любимый,

с просветом ночь, не раб,

и ввек непотопимый!

Исторья так томна.

Ваш ум, уверен, всклочен.

Нет, опись не полна,

но экскурс мой окончен!

Скамейка

Деревьев роль проста -

сводить влюблённых в пары,

как шпалы, длинь моста,

кроватье, дом, гитары,

дыханье в каждом дне,

и грев в печном зигзаге.

И пользу дали мне -

признанье на бумаге

для той, кого нашёл,

взойдя по трапу слева,

кто лучшей из дев, жён

была б женой мне, девой.

Но нет… А, может, да?

В процессе ль древьи кланы!?

Крон штили иль ветра

исполнят божьи планы…

Весь мир – любовный фон.

Леса как не при деле,

но дали нам тот трон,

что был решётчат, стелен.

Просвириной Маше

Опустошение

Пламя совсем отгорело,

обнял деревья туман,

море прибойность допело,

титры стемнили экран,

строчка романы закрыла,

стих механизм у часов,

стёрлися гладкости мыла,

вщёлкнут от гостя засов,

платья изъяты из шкафа,

шарфик развязан, в моток,

сказки закончены графы,

хлопнул обложки щиток,

шаг твой остыл до морозов,

грудный замедлился стук,

грусти добавились позы,

и отгвоздился каблук…

Дни циферблатом измерю.

Свет есть в ночи и вражде.

Встретимся, знаю и верю,

в марте, январстве, но где?

Кунецелуй

Платье, замок и сандалии,

двери-заслон, кубы тумб.

Запах малиново-малый

веет с улыбчивых губ.

Арка, ковры, одеянья

вмиг миновались в страстях.

Влага сочит – к излиянью.

Как же уютно в гостях!

Кож сочлененье, молений,

искры очей, дел костёр.

Оси и дуги коленей

резво воздвигли шатёр

из одеяльных покроев,

где её свежий дурман.

Вместо десертов, второго -

новый обеденный план.

Разных не надобно речек,

только лишь сей родничок!

Чуть приподнялся навстречу

розовый юный буёк…

Просвириной Маше

Самозатворник

Все темы старые глодая,

и в сотый, тысячный ли раз

обиды кость, дни коротая,

закрыл от солнца хмурый глаз

и в душу лаз, замазал щели,

тем не давая блику лишь

войти в темницу, сени, мели.

От новых веяний дрожишь,

и вновь заборишь от веселий

унылой кельи бедный двор,

хранишь тюрьму и гроб постели,

боясь начать шаг, разговор,

лишаешь руки, дух полёта.

Вокруг всё пахнет и цветёт,

семья, труды, парады флота…

Сидишь? Так помни это вот -

смакуя высь ума и силу,

вопя на глупость, грязь и жир,

не надорвать бы кольца, жилы

в анальной злобе на весь мир.

Просветление

Забыть во мгновение ока

цветенья лугов на версту

и город с безумным потоком,

порочность его, красоту,

себя, боль, родившее чрево,

и дружьи, и вражьи ряды,

по ком был изрядно плачевен,

тех, кто веселил на лады,

пленявших, как явные ведьмы,

каштанность их взоров сырых;

полезных, бичующих, вредных,

в семейство зовущих, и злых,

планетные беды, заботы

и праздники, солнцесть лучей,

фронты и бывалые плоти,

увидев синь-серость очей…

Просвириной Маше

Машинопоток

Хаосом, вектором правил

чётко направленный путь

ленных, трусливых и бравых,

красочных, алчна чья суть.

С рыком, молчаньем несутся,

сонность отдав палачу,

что кофеиновой бутсой

в грудь бьёт. Подобен врачу.

Ток по белеющим трассам

прям из тестикул сырых

тёмно-гаражных, как масса