была всего лишь звук,
избавленный от чувства.
Душа теряет нюх,
уставший зря искать.
Нелепые слова
во рту нелепом трутся.
И к черту архаизмы!
Ветерка б………
Закрыв глаза, не хочешь знать реальность.
Под кожей слух копает блиндажи.
Ещё вчера о выборе мечталось,
А нынче – только б утро пережить,
Не разрывая рот на две гортани
И в сердце не мешая кровоток.
Достали!.. Все раздраи так достали,
Что рад задрать и врезать —
свой замо’к.
Когда же мы с тобою окончательно
сойдём с ума – не помнить о себе?
Для чашки чая дали восемь чайников.
Напиться бы… А всё никак… Судьбе
то мало, то невкусно, то бессмысленно.
И так до бесконечного питья,
навязанного кем-то, чтобы издали
смеяться, наблюдая, как два Я
на восемь распадаются от жадности
взять больше, чем осилит их же прыть.
Или хотя б в своей многоэтажности
два этажа достойно напоить.
Я слишком простая
для странных метафор.
Простое дороже позёрств.
И если б любого
лишить каллиграфий,
он стал бы прозрачен и
прост.
А ты?.. Слишком сложный?!
Но очень прозрачный.
Бывает с другими и так.
Сакральная странность:
смеётся, и плачет.
Но главное —
странность
без врак.
Бескровный рот голодной стервы
Сжевал божественный диктант…
С весенним солнцем вопли выше.
И тушки кажутся свежей.
И только замысел унижен
Реализацией страстей.
Наверно, нервам нужен новый
Хозяин – в теле или без.
А буквам хватит и загона —
Арестом избранных существ.
На разрыв не будет. Не пытаюсь.
Хочется спокойного тепла
в мире зарифмованных фрустраций,
что терпеть без рифмы не могла.
Так родился маленький подарок
легкого безумия стихов,
где костры сменил простой фонарик.
Да и хватит. Вышло время дров.
Строчки – хирургическая ласка.
Под наркозом легче засыпать.
На разрыв не будет! Не пытайся
свет мой до ожогов раздувать.
Будет наше солнышко покоем.
Будет и покою горячо.
Счастью до несчастья далеко ли?
Горю до спасенья – светлячок
маленькой надежды, что и в горе
есть свой толк и верное плечо.
Звон наполнится молитвой.
Слово ляжет в унисон.
Это я в тебе разлита.
Это ты в меня вмещён.
Не грусти. Для каждой раны
есть плевок и поцелуй.
Это жизнь. Живее станем,
если выдержим. Наплюй
на чужие пересуды,
на трусливой своры крик.
Я с тобой. И будь что будет.
Это сердце говорит.
Для чая оставалось пару букв.
Для сахара чуть больше, но не вкусных.
Вот так и перетёк в мою судьбу
подручный смысл науки и искусства,
отмеренный в режиме «эконом»…
Но кружке даже этого хватало,
когда был маленьким и рот, и дом.
А смысла и в большом-то —
очень мало.
Ты же видишь, как мало осталось в ладонях…
Руки моются чаще – от радостной лжи.
Капля в капле легко океаны утопит.
Лучше правду – для слёз – расскажи.
Где-нибудь и наполнится снова стихами,
Что сегодня – слезами. Растратится боль.
Буду тратить усердней… Авось, между нами
Хоть усердие станет судьбой.
Странные нынче радости.
Завтрак остался с вечера.
Сон не запомнил страшное.
Слева почти не болит.
Так потихоньку сладится,
если и ладить нечему.
Только пока не спрашивай,
где это страшное спит.
Всё хорошо, что стерпится
лучше, чем бремя радостей.
Да и терпеть не надобно,
если вчера – тяжелей;
если в ч е р а метелица
слишком была безжалостной
даже к своим страданиям,
лишь бы не трогать людей…
…
Ну а теперь и сладилось.
Малое больше ценится,
если дожил до летнего
вкуса замёрзших чувств.
Даже в дешёвом платьице
странность моя – прелестница.
Мне и довольно этого.
Радостней – не хочу.
Лампочки сгорали постепенно,
Но однажды кончится весь свет.
Я искала собственный оттенок,
Только и его в природе нет.
Читать дальше