Петр Киреевский - Собрание народных песен

Как середь царства было Московскаго,
Государства российскаго.
Стояли палаты бело-каменны.
Во тех во палатах бело-каменных
Наставлены столы всё дубовы,
Разостланы скатерти немецки,
Расставлены кушанья сахарны.
За теми за столами за дубовыми,
За теми кушаньями сахарными,
Сидел тут Семион-государь:
Играет во цымбалы в золотыя,
Выигрывает волю батюшкину,
Наигрывает негу матушкину.
Подошедши Анна послушала,
Отошедши она заплакала:
— Как привыкати к обычаю Семионову,
Ко тяжелому нраву Ивановичеву!

Ах, по морю, морю синему,
По синему морю по Верейскому,
Плыли-восплывали три военных корабля.
На перед корабль бежит, —
Что сокол летит:
Во том во кораблике,
Император-царь сидит;
Во другом кораблике
Всё князья-бояра сидят;
Во третьем кораблике
Всё солдатушки сидят,
Солдаты сидели Преображенскаго полку,
Охот имели под Азов городок.
Подкопы копали всё глубокие,
Бочки заката́ли с люты́м зельем,
С лютым зельем, с черным порохом,
Свечи прилепляли воску яраго:
Свечи догорали — бочки разо́рвало,
Разметало башни всё угольчатыя.
Стали поздравляли императора-царя:
— Здравствуй, государь-император, с Азовом-городом!

Под городом под Ке́рмантом,
Служили там два братца,
Не поручик ли с капитаном.
Не под город подступали,
Земляную стенушку разбивали:
Во поло́ну-то они взяли
Не шведскую панью, мла́дую княгиню.
Восплакалась наша шведская панья,
Востужилася наша мла́дая княгиня:
Утешают её не два братца,
Утешают ее не два родные,
Не поручик ли с капитаном:
— Не плачь ты, не тужи, не шведская панья,
Мы возьмем тебя за сестру родную!

Как ударили в большой колокол
В соборе да Петропавловском.
Что за правом-то за крылосом
У гробницы государевой,
Государя Петра Перваго,
Тут стояла честная вдова.
Честная вдова государыня,
Катерина Алексеевна;
Со слезами богу молилась:
— Уж ты встань, встань, благоверный царь,
Благоверный царь Петр Алексеевич!
Посмотри ты на свою армию
И на конную на всю гвардию:
Все солдатушки во поход идут,
Барабанщики в барабаны бьют.

Ты полынь, полынь ли горькая!
Ты во́ поле уродилася, уж ты полынь горька́:
Уж нет-то горчей тебя, службы царской!
Ты укрепа-ль моя, укрепушка Берли́н-город!
Ты кому, укрепа, доставалася?
Доставалася укрепушка царю Белому,
Уж тому генералу Краснощокому.
Уж генерала-т Краснощокий по городу гуляет,
Свинцу-пороху закупает,
Сорок семь пушек заряжает,
Пробивает Краснощокий стену белу-ка́менну,
Берет в полон пруску́ жену:
— Ты скажи-скажи, королева,
Где твой прусской король?
— Мой прусско́й король сидит под столиком —
Серым котиком,
На окне сидит — черныим во́роном,
В окно вылетел — ясным со́колом,
На сине́ море — серой утицей,
По чисту́ полю полетел — белой лебедью:
За ним гонится Краснощокий — ясным со́колом!

Ты укрепа ль моя, укрепушка, Берли́н-город!
Уж кому-то моя укрепушка достанется?
Доставалася укрепушка генералу Краснощокому.
Как гулял-то Краснощоков граф с купцом по́ торгу,
Покупает же Краснощоков граф свинцу-пороху,
Заряжает же Краснощоков граф сорок се́мь пушек,
Он стреляет же во Берли́н-город,
Прошибает стену белу-каменну,
Застает-то он прусскаго короля матушку:
— Ты скажи-скажи, пруса́чинька, куда прус бежал?
— Вылетал-то он в окошко — ясным со́колом,
Под небёсы летел — норным вороном.

Как не белая берёзынька к земле клонится,
Не бумажные листо́ченьки расстилаются, —
Да растужится-расплачется наш пруцко́й король
По своей-то, де, молодой жене — королевичне,
Сидючи́-то он на прикрасушке — на круто́й горе,
Глядючи́-то он во беседушке, на Берли́н-город.
Уж и станут-то молоду жену, королевичку, крепко спрашивать:
— Ты скажи-ка, скажи, молода жена, королевична,
Уж каков-то твой пруцко́й король — он мудрён живёт?
— Уж такой-то мой пруцко́й король мудрён живёт:
Еще первый-то у нас боя-т был при чисто́м поле,
А моя-т пруцкой король чорным во́роном летал;
А другой-то у нас боя-т был при темно́м лесу́,
А моя-т пруцкой король волком серыим гулял;
А трете́й-то боя-т у нас был при синём море,
А моя-т пруцко́й король белой рыбицей гулял.