Эдуард Коридоров - Терпение. Книга стихов

Кто мы? Где мы? И за что нам
Дальше умирать?
Флаг доселе не заштопан.
Братьев не сыскать.

Остаётся только это —
Гордость и вина.
Кровь, заводы и Победа —
И стакан до дна.

Белы чехи, злы поляки,
Лют озноб войны.
И сейчас, как в старой драке,
Мы разделены.

Танки в Праге. Дым в Кабуле.
Грех. Призыв. Приказ.
Нас-то косят наши пули.
Ну, а ваши – вас?

Золотых батонов народ поест,
Помечтает над золотым унитазом.
Солнце смотрит сквозь дым сериал окрест
Широко открытым кровавым глазом.

И нищетою – на нищету,
Косовороткой – на вышиванку.
Сколько солнц уже у войны на счету:
Одно гибнет вечером, одно спозаранку.

Золотые блестки на тополях.
Враги закадычные, братья по вере,
Малоросс, и литвин, и русич, и лях
Горе мыкают на одной галере.

А гетман Богдан, и крымский хан,
И шведский краль с курфюрстом прусским,
Солдат уложив над Днепром в курган,
Бранятся по-польски, пьют по-русски.

Лежит золотой девичьей косой
Полдневный Днепр под высоким небом.
Лежит прикарпатский мед золотой
На одном столе с поволжским хлебом.

Лежит в земле чужеземный солдат.
Он свое отслужил и тельцу, и короне.
Теперь он снова навеки брат
Всем, кто живет и кто похоронен.

Лежат границы кровавой чертой,
И плачут иконы в каждой отчизне,
И плачут люди по золотой,
По лучшей жизни при этой жизни.

В Киеве старухи вековые,
Храмы молодые.
Не видать из Киева России
В двадцать первом веке.
Сигареткой руки согреваю.
Это все мне снится.
Еду сквозь зарницы, перестрелки
В стареньком трамвае.

Век мой
Бесконечно чужой,
Бессердечный, родной,
Кровавый.
Скрывает
Эта осень войну,
И готовит нам снег
Мой век.

Век ползет со скоростью трамвая.
В лужах мостовая.
Забываюсь, глаз не закрывая.
Это все мне снится.
Лица и газет передовицы
Мимо проплывают.
Я с войны мечтаю возвратиться
Стареньким трамваем.

На войну, смеясь, уходят детки,
Гаснут сигаретки.
И с войны уйти не могут предки.
Кровь не дорожает.
Осень нас встречает, провожает.
Это все нам снится.
Мы с войны не сможем возвратиться
Стареньким трамваем.

Кто ты, судьба? И впрямь – злодейка?
Иль жена?
Кто ты, история – сатрап или повеса?
Зачем,
из мертвых вставшая,
нужна
Сечь Запорожская
напротив ДнепроГЭСа?

Здесь на седой скале
кровавый позумент
Оставил Святослав.
Здесь каменного бога
Хватает за бока сегодня
импотент:
Предание гласит,
что будет допомога…

Когда-нибудь нам всем придется
выбирать:
То ли унять судьбу
стрелою басурмана,
То ль,
к женщине плетясь,
от страха умирать…
Пусть примет нас река
и смоют кровь туманы!

Пока она шумит в тебе,
как ДнепроГЭС,
Пока она в тебе
тебя же и молотит,
Сам выберешь,
кем был, как пал и как воскрес,
И кто тебя
к тебе
сегодня приохотит.

Насмешлив ли, жесток, —
спокоен ход времен.
Течет внизу река.
Лежат вверху туманы.
На новенький музей,
на сталинский бетон
Наносят свой узор
днепровские бакланы.

Деревеньки все в снегу,
В инее леса,
И сквозят, как словом с губ,
Снегом небеса.

И дрожит, как божий снег,
Как прощенья след,
Над Россией слабый свет,
Сумеречный свет.

В этом свете – на века
Всё, что есть окрест:
Занесенная река,
Заметённый лес.

Ни звезды. Со всех сторон —
Тихий свет снегов,
Полустанков полусон,
Стоны поездов.

В скучном сумраке московском,
Предвещающем болезнь,
Неотступною массовкой
Снежный кружится балет.

За вечерней электричкой
Мчится прошлое вдогон —
Пропадёт, прочертит спичкой,
Вспыхнет вольтовой дугой.

Выпали домов громады,
Как слова из словарей.
Пожелаешь снегопада —
Настигает снеговерть.

И за сумраком, за снегом,
Только веточку задень,
Город-призрак встанет следом
И зацепится за тень.