Нельзя построить счастья на крови —
Страна пришла к понятному итогу:
Ни веры, ни надежды, ни любви
Ни к ближнему, ни к дальнему, ни к Богу.
И этой безнадеги этажи
Не расшибить ни обухом, ни плетью.
Вдали исчезли даже миражи,
Манившие все прошлое столетье.
Всегда вперед летел наш паровоз,
Порой не разбирая семафоров,
Но поезд вдруг пустили под откос
Среди родных полей и косогоров.
Ни средств мы не жалели, ни людей
Во имя, нам казалось, лучшей цели —
В плену своих магических идей
Себе и всем до смерти надоели.
А паровоз летел сам по себе
Туда, где мир, казалось, свят и прочен,
В неравной страшной классовой борьбе
Бросая трупы граждан у обочин.
Мы думали, что пролетят года —
Всем выпадут счастливые билеты…
Как оказалось, шли мы не туда,
Где ждали нас прекрасные рассветы,
И выбраться никто не смог из нас, —
Настолько безграничен был колодец, —
А главное, что в самый трудный час
Нас предал самый главный полководец.
От жителей страны, как от огня,
Слинял герой – не снилось Джеймсу Бонду —
Сказал: «Сдаюсь, и дальше без меня!»
И укатил с одноименным фондом.
Он был хитер и крут: матерый лис —
Владел толпой подобно экстрасенсу.
Он выступал за гласность, плюрализм,
За перестройку, кворум и консенсус.
Он нетерпим был к водке и вину
И говорил: «С ярмом алкоголизма
Пойдем мы все, товарищи, ко дну!
Нам в жизни не построить коммунизма!»
Но был зело лукав его задел,
Ведь дело в том, что (это по секрету)
Никто его и строить не хотел —
Нам парили фальшивую монету.
Ведь коммунизм – он был уже у них —
У тех, кого зовут номенклатурой:
Закрытые буфеты для своих,
Просмотры с обнаженною натурой,
Пайки, медали, Чайки, ордена,
Больницы, санатории и дачи
Они давно освоили сполна.
А что народ? Народец пусть поплачет.
Какой же псих, по правде говоря,
Делиться будет со своим народом?
Кому досталось Знамя Октября?
Конечно им – не жалким нищебродам.
Забили на порыв народных масс
И в коммунизм переместились плавно:
Красиво можно жить уже сейчас,
Конечно же, не всем, а только главным.
И вот уже объявлен новый НЭП,
Процесс пошел, его спустили в массы:
Подорожало золото и хлеб,
А преуспел, кто первый был у кассы.
Дзержинского свалили второпях,
На всякий случай деньги отобрали,
А граждане с барсетками, в цепях
Пришли и все по—тихому украли.
Потоком лжи вещал телеэкран.
Включились все: от зама до министра.
Под тосты президентов разных стран
Стране конец настал довольно быстро.
Действительность казалась страшным сном:
Народ мычал и ждал капитализма,
Захлебывался пивом и вином
И привыкал с похмелья к горькой клизме.
– Вот—вот, друзья, я видел, он идет!
На Мерседесе едет в белом фраке!
Он нам, дебилам, доллары везет
И очередь в Макдональдсы до драки.
Теперь—то мы, как люди, заживем:
Все будем в джинсах чавкать ананасы,
А щи и кашу жвачкой зажуем,
Но все, кто не вписался – мимо кассы!
Затягивалась мертвая петля.
Жизнь становилась каверзней и злее.
Зашевелился Сталин у Кремля,
Ильич заплакал, лежа в Мавзолее.
Капитализм народу волчью пасть
Явил в своей убийственной натуре,
И люди снова материли власть,
Прикладываясь к гибельной микстуре.
Как трудно в сорок начинать с нуля…
Просили люди сделать так, как раньше,
Но те, кто был в то время у руля,
Делили кэш и воровали транши.
И новый лидер оказался глух
К стенаниям и жалобам народа.
Он гнал его, как выгоняют мух,
Графинчик доставая из комода.
А жители колбаски в бутерброд
Просили чуть – не акции Газпрома,
Но виноват всегда в стране народ,
И это, вроде, как бы, аксиома.
– Так вы же сами выгнали хапуг
И Феликса свалили на Лубянке, —
Сказали им в Кремле, заметив вдруг,
И под шумок ввели в столицу танки.
И начали хреначить по своим —
По тем, кто окопался в Белом Доме.
Весь мир смотрел – вот это был экстрим —
Как старый мир горел в предсмертной коме.
По ящику с рабыней сериал,
Шприцы валялись прямо возле школы,
Народ пил водку в банках, спирт Роял,
Для кайфа полируя Херши—Колой,
Читать дальше