Алексей Зимин - Январский монолог у фонаря

Все окно от дрожанья и сырости в дождь превратилось,
Но не плачет уже, а всего лишь купается в нем,
Вот мгновенье одно к нам на крыше нежданно скатилось,
Чуть сверкнуло и вдруг, как звезда, загорелось огнем.

Загорелось огнем, порожденным весной и пожаром,
До сих пор бушевавшим в душе с мимолетной зари,
Отдававшим в трубу серый дым наряду с перегаром,
Чтоб ловили его целый вечер в саду фонари.

Барабанит по крышам вода и стремится на землю,
И укрыться в траве норовит от ненастий и бурь,
Появляется молния в мире, «Ее я приемлю», —
Тихо шепчет застывшая тестом в пространстве лазурь.

Разрывает весь воздух и льется дробящимся светом,
И вонзается в сердце и в небо каленой стрелой,
Эта молния будет как мост, познакомит нас с летом,
И покажет по-новому мир, дав проститься с зимой.

Барабанит по крышам вода, не стремясь достучаться
До жильцов, убежавших в свой внутренний мир, полный грез,
И протянуты нити дождя, и мечтают остаться
Под дождем фонари, провода и сережки берез.

Задумывал ли кто-нибудь войну,
Как груду тел, лежащую в оврагах?
Как черную от сажи тишину,
Повешенную ночью на корягах?

Как сбитый самолет, в котором сын
Летел к родителям, жених спешил к невесте?
Как старые умолкшие часы,
И девочку, упавшую на месте?

Придумали ее совсем другой,
Придумали и в деньги завернули,
На чьи-то жизни наступив ногой,
Свободную эпоху обманули.

Под маской демократии и права,
Собраний и законного суда,
Забывшие историю державы,
Другого не нашли себе труда,

Как школы разбомбить, дома, больницы,
На их защиту вставший самолет,
И застрелить испуганную птицу,
Отправленную в вековой полет.

Ценою не одним десятком тысяч,
Забрызгав кровью светлый небосклон,
Над странами разграбленными высясь,
Сдавив тисками их со всех сторон,

Вдруг объявить, что это было ради
Всех благ, гуманистических начал,
А сброшенные вниз уран и радий
Не в счет, ну кто же их встречал?

Чего же вы добились этим? Славы?
Преступной власти в бедных городах?
Способности менять сердца и нравы
И смерти счастья, росшего в трудах?

Да, можно постараться зачеркнуть
Истории позорные страницы,
Себя, знакомых, мир весь обмануть,
Жестокость, злобу зачернить на лицах.

Появится так скоро седина,
И тихим будет небо голубое,
И каждая безумная война
Лишь отзовется музыкой прибоя.

Но ночью, где не властен человек,
Вы вздрогнете от жалобного воя,
Минута сразу превратится в век,
И что-то заскрипит над головою.

Вы вспомните ребенка на земле,
Лежащего с оторванной рукою,
Осколком, потерявшимся во мгле,
Но до сих пор не давшем вам покою.

И каждый камень через много лет
Напомнит вам развалины в Белграде,
Спасения от мыслей этих нет
Ни в море, ни в огне, ни в листопаде.

Звучит под вечер трепетный напев,
Его нельзя увидеть и оставить
Над письменным столом и, не задев
Руками рифмы, эту рифму править.

Стих распускается и дышит, как бутон,
Ввергая душу в новые соблазны,
Под звуки ливня и грозы рожден,
Он в то же время бесконечно разный.

И я его ловлю, и в тишине
Пытаюсь обнаружить продолженье,
Но он как будто неподвластен мне,
А в рифмах и усталость, и сближенье.

Нелеп и труден этот переход,
И мост воздушный рушится без цели,
За рифмой рифма, как за годом год
Идут, пока ветра не налетели.

Не получается совсем излить в стихах
Всю силу жизни, мысли, чувства, душу,
И строчки мчатся глупо, впопыхах
Или ползут уныло, непослушно.

Совсем не соответствуя тому,
Что было в самой первой и случайной,
Приходится вернутся одному
Туда, где мысль рождалась изначально.

Но стих не засыхает никогда
И никогда не прячется за строчки,
Он может лишь, как талая вода,
На солнце испариться и до точки

Уменьшиться и вылететь в окно,
А там стать небом, ветром и весною.
Да он и улетел уже давно,
Всего мгновения побыв со мною.