Борис Губерман - Как из града Колотти

Белой завистью гореть —
Черен пепел,
От Кощея до зимы
Холод-злость,
В руку падает снежок —
Мысли тают,
Точно белый пароход:
Был и нет.

Как по косточкам пройдут —
Перемелют,
Разотрут как порошок:
Дунь и нет,
Только выглянула тень —
Стало грустно,
Потому что в этом есть смысл бед.

Голова на блюдечке с голубой каемочкой,
Голова,
Как водится,
В голубой кайме,
Если и не хочется —
Все равно так водится
С голубой каемочкой в голове.
Вот бы голубю гульнуть
С горлицей,
У голубчика спросить,
Разузнать,
От руки в руке тепло держится,
От судьбы себя не отнять.
А потом
Что ни скажи —
Стерпится;
А потом
Как ни скажи —
Слюбится,
Чай парами донимать —
Станется
У семейного огня пригубить.

Снимают бога скрытой камерой,
Его деяния и жизнь,
А червь сомнения от ржавчины,
Которой переполнен смысл.

Бог этот только положение,
Как состояние он бог,
Но на него приходят,
Молятся,
А он в награду.

Я от царя к царю не бедовал,
Я с ним о царстве не беседовал,
И он со мной не говорил:
Сам действовал.

Я не из храброго десятка,
Я от обмана и молвы,
Я там,
Где царствуют уроды
И где уродство признают.

Извечный спор добра и злата
Выигрывает золотой.
Я – ложь,
Я торжествую рядом
За несколько благих кусков,
И продаюсь ради достатка
За золотой.

Где по гроб задолжать —
Там не жить.

Я – должник.

Кричи.
Тебе дается право:
И у останков есть свой путь.
В кричащих откликах дурмана
Есть все,
Что нужно позабыть.

Не поддавайся настроеньям,
Не суйся в реку словно Грек:
В ней рак,
Он руку ждет,
Не дремлет,
Чтобы клешней за руку хвать.

Я – от крайностей,
Я – от зависти,
Я – от властности
И от власти.

Я – от голода, не от сытости,
Я – без совести
На крови.

Мне бы что отнять —
Лишь бы все отнять,
Кого по миру —
Всех пущу…

Я содеянное назову ошибками.
Много позже
И признаюсь в них
Как на духу.

Я в Эльдорадо был,
С Эльдаром был знаком:
Хороший парень.

Взрыв.
Он приподнял горизонт.
Падаю.
Все ощущенья лежачие.
Искоса
Над домом
Грохочет гром…
Или я сам в неудобной позе.
Гарь от горящего древа желания,
Древа-мученика,
А душа,
Готовая к вознесению,
Все еще держится,
Держится…

Выстрелы и взрывы продолжают жить.
Осколки и пули просвистывают мимо
Под мелодию смертей и ран.
В унисон аккомпанирующим выкрикам
и стонам
Летит железо уничтожения,
Скрежещет железо.
Взрывы.

Таможенник чиновный и простой,
Он ставит штампы в паспорт под вопросы,
Он холоден к исподнему белью,
К кольцу алмазному на сотни тысяч франков,
И ни к кому не лезет под трусы,
Поскольку жив в нем истый парижанин.
Он расправляет пышные усы,
Он кланяется дамам и детишкам…

Жена всплакнула,
– Это не Россия, —
И побежали слезы по щекам.

Холмы —
Библейская работа.
Красиво стелется туман.
Из спальни виды на безбрежность,
Что хочется воскликнуть:
– Ах!
Все восклицанья – неизбежность:
Из той мечты увидел луг,
Из той картины вышла фея
И выгоняет коз пастись.
Ладонь касается подруги
И просыпаются глаза,
Они ужалили меня:
Глаза подружки-хохотушки,
Плеснувшей взглядом на меня.