Von Seven - Черновики Иоанна

***

С пешу воскресный звон с рукой Невы венчать,
Он отзвонит в мороз по нотам Гайдна верность,
Венчаемый боярышник над папертью зарделся,
Там некому, мой одноногий пастор, больше спать.

Веди меня тем самым нескончаемым мостом,
Где перья райской рыбы над скелетом стынут,
Архангелы из грязи шеи тоненькие выгнут,
Подснежникам, над отражаемым в траву крестом.

***

Д ух брошенного сада колотил в поникшее стекло,
На просьбы выжить здесь не приходили сны,
И то, что было в шаге от крутившейся в замке весны,
Дышало в их остывшее, солёное тепло.

Не оборви полёт в апоплексическом витке,
И, если нервы карма коротит, сдавай назад,
И то, что провалившись в эмпире́й,* позволено не взять,
Уместится в потерянном Булгаковым платке.

***

Я вышла из кромешного, кулачного раздрая,
Заломы предающей кожи вымочив в вине,
Оставив завещание переживающей меня ничьей стене,
Берёзами врастающей до синих люков рая.

Не потревожив Еву, выпаду на летнюю дорогу,
На птицах, Баху вторящим, от боли – ни пера,
Пойми же, Ева, собранный в раю кулак, он знал вчера,
Что с этим счастьем невозможно будет по-другому.

***

Т вои пророчества видней расшатанным, пропащим, пьяным,
Калёные печати дна вросли в смурные обелиски,
За что растоптанных и одуревших василисков,
Ты выпускаешь в дивный мир с такими ранами?

Устало время за согнувшимся в пинке плечом,
Поношенный, серийный номер дознавать, выпытывать,
Над вечным, опиумным цветом зла кружит одна из лун Юпитера,
И после правильно прожитой смерти, будешь жить ещё.

***

М рак прочным колпаком на боль твою одет,
На шестерёнках веры пьяным бесом стёрта сталь,
Дерись, освобождайся, Кристо́баль!
И, чем черней нутро нырнёт, тем моментальней свет.

До самого болючего нутра, до хрипа дожимать,
Пусть руки отболят, но выкопают воспалённый ад,
И, врезавшись в бессмертие, для матери твоей искрят,
Чем моментальней свет, тем жалостней туда стрелять.

***

Н е хватит рук и голоса, чтоб отыскать первопричину,
Греховный уцелел и подбирает чей-то честный куш,
А после схватки вольных душ, такая тишь и сушь,
Что выщербленный твоей костью свет не покидает чертовщина.

И эту хронику неисцелимый для любимой переснимет,
На дне нечеловечьей ямы резонирует магнит,
И, если по любви, в прыжке своём к двери прибит,
На том краю тебе не перебьют уже лицо осиной.

***
Д уша разбила тело в схватке за глоток Причастия,
Но избавление силится в обход неспокойного шрама,
В ребре Адама светится смертная драма,
Соразмерная дну легиона,* в грудину Нерона входящего.