Роберт Браунинг: Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни

'А есть ли место средь иных могил?
'А кладбище, по счастью, недалеко?
Обрядов грустных час уж избран был —
А он еще живет, он слух открыл,
Пытается ответить — нету сил!
И нет стыда у смертного порога.

Я — странник. Я страдал. Я видел зло,
Пророчества, оставшиеся ложью.
О, мой Отряд! Вас столько полегло!
Смерть — с каждым шагом, гибель — за углом,
Умолкли клятвы, как весенний гром…
Дорога к Темной Башне — бездорожье.

Тих, как само отчаянье, свернул
На путь, что указал уродец старый.
День ужасом кромешным промелькнул,
Тоской закат сквозь сумерки взглянул,
И луч кровавый отблеском сверкнул —
К равнине, полной лживого угара.

Но — к цели! Оказался вскоре я
На пустоши, бурьяна полной злого.
Смотрю назад — дорога и поля.
Здесь — мертвая бесплодная земля
До горизонта утомляет взгляд.
Идти вперед — нет для меня иного!

И я иду. Увы, мне никогда
Пейзаж столь безотрадный не встречался…
Цветов иль просто трав — нет и следа,
Лишь сорняков и терний череда,
Что землю захватила без стыда…
Здесь свежий лист бы чудом показался!

Уродство, безнадежность, нищета —
Печален сей удел земли несчастной.
Речет Природа: 'Глянь, избывши страх,
Иль отвернись… вокруг — лишь пустота.
Покуда Суд Последний не настал,
Не проявлю ни малого участья!

Кто опалил огнем чертополох,
Ко мне ростки последние тянувший?
Кто листья полевицы злобно сжег,
На медленную смерть ее обрек?
Казалось, тот злодей — сам мрачный рок,
Что, забавляясь, губит все, что суще!

Уныло стебли тянутся сквозь грязь,
Как волосы сраженного чумою.
Земля — кроваво-слизистая мразь.
Здесь конь слепой стоит не шевелясь…
Откуда? Словно дьявол, веселясь,
Из адских бездн привел его с собою!

Он жив? О нет! Он мертв уж сотни лет.
Пусты глазницы, ветер спутал гриву,
И плоть гниет, и обнажен скелет.
Уродств таких, я мнил когда-то, нет!
Он, верно, стал причиной многих бед,
Чтоб отомстили местью — столь глумливой!

Закрыв глаза, в себя я загляну…
Так перед боем кубок выпивают!
Я к светлым дням прошедшего взываю,
Чтоб будущее не влекло ко дну.
Подумай и сразись… я вспоминаю,
Я хмель былого радостно сглотну!

Зачем явился Катберта мне лик,
С улыбкою, что радостно светила?
Почти что въяве он во мгле возник,
И засмеялся звонко, как привык,
И обнял крепко на единый миг…
Но ночь печали друга поглотила!

Вот Джайлс — и я отважней не встречал.
Не знал сомнений, страха и упрека,
Был беспощадней острого меча…
Но предал он — и руки палача
В позоре оборвали жизнь до срока.
И весь Отряд с презреньем промолчал!

Нет — я вернусь на свой ужасный путь.
Ушедшего тоска еще печальней!
Ни шороха, ни звука… не взглянуть.
Хоть мыши бы летучей здесь мелькнуть…
Отчаянье мою сдавило грудь —
Но… видно что-то на дороге дальней.

Из ниоткуда — узкая река.
Тиха и незаметна, как гадюка,
Почти бездвижна!.. В тине берега.
Здесь демоны — мне истина порукой —
От крови отмывают, верно, руки,
И гладь воды взрезают их рога.

Змея мала — но сколько яду в ней!
Ольхи стволы у берегов склоненны,
Отравою смертельной напоенны,
Самоубийц отчаянных мрачней!
Река убила соки их корней
Погибелью, в глубинах потаенной.

Я вброд пошел — о Боже, я вот-вот
Ступлю ногой на чей-то череп стылый!
Копье — опора. Омуты — могилы,
В них плоть, живая некогда, гниет.
Крик крысы водяной — и нету силы,
Ведь он, как детский плач, меня гнетет!

Брод завершен. Брег новый предо мной.
Там будет лучше? Жалкая надежда!
Бойцы, увы, сомкнули в смерти вежды,
И поле брани смертной пеленой
Окутано… Стоял здесь вопль кромешный.
Кто выжил? Жабы в нежити ночной…

Да, — верно, поле битвы было тут.
Но что свело бойцов на пир кровавый?
Нет ни следа их подвигов и славы,
Помину нет… Безумцев не поймут!
Как крестоносцев ратные забавы,
Иль как рабов галерных тяжкий труд.