«Сколько просто ушло, сколько выжило…»
Сколько просто ушло, сколько выжило
Рядом с дьяволом без поводка?
Эти волосы крашено рыжие,
Настоящих не видно пока.
Есть и те, кто любили под пытками
Раскалённых, разгневанных стрел.
А есть те, кто достаточно прыткие,
Кто уйти ещё раньше сумел.
Может, выживет, может и влюбится,
Будто русской рулеткой на жизнь.
Хищный коршун становится курицей,
Если рядом любимая рысь.
Может, ясно, а может, не верится,
Что не вечно здесь было стекло,
Что цветами невинного вереска
Сердце дьявола как-то цвело.
Сколько просто ушло, сколько выжило…
К испытаньям не каждый готов
И, взмывая с любимым над крышами,
Дьявол дарит остатки цветов.
От безумства мы вместе лечились с тобой,
Кулаки мы убрали от стен.
Мысли сходятся в ровный, распутанный строй,
Вижу чудный узор твоих вен.
Всю ту правду, что нам была так нужна,
Я всё время боялась сказать.
Отступается внутренняя война
От узоров в твоих глазах.
Всё трясётся внутри как осиновый лист,
Но снаружи тверда, словно дуб.
Помнишь, как мы с тобою тогда сорвались?
Шею метил узор твоих губ…
Я сама порвала эту тонкую нить,
Ты боишься, как птица – огня.
Уже поздно бежать или что-то просить —
Тот узор подбивает меня.
«Головокружительные метры…»
Головокружительные метры,
Окна, крыши.
В стёклах радужные спектры.
Выше, выше!
Солнце пляшет по карнизам —
Вид с балкона.
Город тёмный ещё снизу,
Ещё сонный.
И завис прозрачной плёнкой
Лёгкий холод.
Не дробят асфальт со звонким
Звуком долот.
Каблуков поспешный стук
На светофоре.
Ног, голов, плащей и рук
Сплошное море.
По дорогам дождь разлился
Перламутром.
Это – пробки и развилки.
Это – утро.
Давится холодным ветром солнце,
Листья рвёт и кружит ураган.
Облака, как раскалённый стронций,
Будят раздражённых горожан.
Изморось играется уныло
Сотней разных шапок и пальто.
В небеса, посыпанные пылью,
Не поднимет глаз своих никто.
В ртутных точках ливня на асфальте
Этажи и люди проросли.
Дождевые капли крутят сальто,
Достигая неживой земли.
Вместе с треском инея застонет
Сине-серебристая, как сталь.
Городу в туманном капюшоне
Осень полумёртвую не жаль.
«Давай не рассказывать маме…»
Давай не рассказывать маме,
Что в коже краснеют порезы.
Мы справимся как-нибудь сами,
Пусть даже вшивая протезы.
Давай не расскажем, что в крови
Осталось немного спирта.
Убиты своей же любовью,
Бутылка давно уж разбита.
Не знает она, сколько боли
Друг другу с тобой причинили;
О разделении роли,
О разделении силы.
С тобою пускай нашу стаю
Они зажимают углами,
Я об одном умоляю —
Давай не рассказывать маме.
«Пышут жаром рыжего огня…»
Пышут жаром рыжего огня
Полные, взволнованные губы.
В жажде ближе к ним принаклонясь,
Тёмные оттенки нежно-грубы.
Ловких пальцев тонкая игла
Бегает по шёлковой рубашке.
Пусть пыталась, всё же не смогла
Спрятать чувство буйное в упряжке.
В комнате темно. Она как спит,
Но глаза напротив пьяно-ярки.
Бесится, срывается с цепи
С голодом и жаждой пироманка.
Уголь бит встревоженным огнём
Больно, и тепло, и неприятно.
Ночь. Они на пять минут вдвоём,
А на чёрном платье красным пятна…
«Твоя тиара – золото с алмазом…»
Твоя тиара – золото с алмазом,
Глаза – зелёно-платиновый мрак.
Короноваться, вероятно, все горазды,
Но далеко не каждый смог бы так.
Твой стан, пронзённый холодом корунда,
Как статуя, спокойно, хрупко нем.
Ты на Земле неведомо откуда
И держишь путь неведомо зачем.
Свой образ, как художник, создавая,
Не сознавала тщетность бытия.
Держась за твердь земную через сваи,
Ничьей была ты, кроме как своя.
И бронзовые пряди на ключице,
Завитые колечками с концов…
Быть может, мне когда-нибудь случится
Ещё раз посмотреть в твоё лицо,
Читать дальше