Петр Альшевский - Кабаре-Гиньоль. Русские сезоны

Приехавший в Мюнхен дипломатический
Сотрудник Бувеев
Заглянул к проживающему в великолепных условиях
Чудесному поэту Тютчеву.
Поэт угостил гостя терпким вином,
Выдал целую лекцию
О единственно верной для России
Концепции славянофильства,
Гость захотел повторить.
Тютчев насупился.
Дальше одного бокала его гостеприимство
Не простиралось.

Духовник любвеобильного императора
Отец Питирим,
Выслушав его сдержанный отчет
О похождениях последней недели,
Самостоятельно додумывал детали —
Обхватывание сзади,
Постанывание под тиканье, обнажение при свечах.
Свечей и у меня в храме навалом. Итак!
Процент покупающих прихожан,
Объемы заказа, подсчет выручки,
Исключу свечи я из фантазий.
Сбивают они, право слово.

Отмечавший
Удачно подделанные вступительные документы
Михайло Ломоносов
Бражничал
Со встреченными им на рынке
Худыми
Касимовскими татарами.
Веры они мусульманской, думал Михайла. Но пьют.
Пьют отменно.
Не перепьют!

Коллежский советник Станьков,
Сбежавший к себе в поместье, что
В пятнадцати верстах от Торжка,
Слышал доносящийся из города
Колокольный звон.
Изо дня в день долбят и долбят,
Возмущался он на качелях.
А в лесу волки
Воют.
Записать бы мне для потомков
Мои впечатления от России,
Вступившей в двадцатый век.
Сафьяновая тетрадка имеется.
Запишу.

Побывавший в сибирской ссылке
Инженер Тукирев
Устраивался в Самаре
С привезенной им из холодных краев
Татьяной Чумбуевой, дамой
Политически нейтральной.
Как и сам инженер – по ошибке его осудили.
Встреча с Татьяной, он надеется, не ошибка.
Хотя от женщины всего можно ждать.
И от инженера Тукирева можно.
Перенесенные лишения – не шутка,
Ясность рассудка капитально они в нем
Поубавили.

Работая над боевыми эпизодами
Грандиозной великодержавной поэмы
Маленький,
Необыкновенно чернявый для Руси
Человек размахивал взятой у гусара саблей,
Рубил
Фиолетовый репей,
Восхищал
Засмотревшихся на него юных барышень,
Это Пушкин? – спросила Ниночка у Еленочки.
Он самый. Очаровательный, не находишь?
Шарман!

К чинно восседавшему на скачках
Банкиру Соломону Лябницу
Подлетел и подсел
Взъерошенный,
Бесконечно проигрывающий на бегах
Господин, который непререкаемым тоном
Потребовал у Лябница ссуду
В пятьсот рублей.
Зная, что с деньгами он прощается,
Ассигнации банкир ему выдал.
Не пошлешь же его.
Обер-прокурора Святого Синода.

Затейливая,
По праву входящая в московский
Художественный мир
Мороженщица Дитьялова
Привязывала к волосатым
Ногам
Владимира Немировича-Данченко
Лошадиные бубенцы.
Ночь намечалась ого-го-го.
И-го-го!

Гудящему,
Богато украшенному двуглавыми орлами
И прочей имперской символикой
Поезду
На полустанке Каблуяновка помахали,
Желая многие лета,
Покричали вслед,
Каблуяновка среди его остановок
Не значилась.
Бедность, неопрятность, патриотический
Булочник Стяпин сторонника либеральных
Перемен Дягунова убил.
Дело стоящее, но не останавливаться,
Разумеется, не повод.
Достаточно вдохновляющего гудка.

Вознесшийся до царских покоев
Официант Кружков
Считал себя
Конченым человеком.
На вдовствующую императрицу он накричал!
Она хлопнула его по заднице,
Кружков разозлился
И спустя минуту
Прозрел.
Идиот я, идиот,
Бабулька со мной ведь заигрывала,
Еще выше подняться
Я мог.

Графский лесничий Куприян
Засек в тополиной роще
Пушкина.
Михаилом Петровичем, графом моим любимым,
Погостить у нас он, по-моему, не приглашен.
Без дозволения шляется?
Если бы просто гулял, но он непременно
Какую-нибудь девку испортит.
Распоясался, хлыщ, нелегкая его
Забери!

Надорванный портфель Докучаева
Вместил подготовленную к печати
Монографию «Русский чернозем»
И купленный в лавке
Кусок сала.
Опубликованный труд
Принесет Докучаеву имя в стране
И даже в Европе,
А сало
Пришедший потолковать о жилье вскладчину
Медиум Качаров
Сожрет.
Еще тридцать лет на этом поприще
Альберт Всеволодович Качаров проработает.
Имя себе не создаст.
Голодающим спиритом квартирным хозяйкам
Запомнится.