Петр Альшевский - Кабаре-Гиньоль. Русские сезоны

Федор Михайлович Достоевский
Шел по Мытнинской набережной
С тазом крови.
Откуда она?
Достоевский не скажет.
Она человеческая?
Не ответит вам Достоевский.
Кровь выплеснута в Неву.
Таз отдан благодарственно перекрестившейся бабе.
Замерзшие уши растерты
Ладонями.
Июльский полуденный зной.
А уши у Федора Михайловича мерзнут.
Так велит Бог.

Возненавидевший революцию
Художник-социалист
Поняков
За неимением дров и стульев
Топил буржуйку своими разрываемыми
Холстами.
Воздух слегка нагревался,
Протянутые пальцы возвращали
Чувствительность,
Возникший на пороге
Собрат по пейзажному цеху
Биклаянский
Стряхнул снег,
Подсел на корточках к пламени,
Не допущу я, чтобы тебя теплом
Смерть моих полотен
Одаривала! – взревел Поняков.
Собственными себя грей!

Дождавшийся удручающего известия
Волей божьей зодчий Баженов
Совершил выплеск досадливым плевком
На паркет.
Проект реконструкции Кремля
Не прошел,
Высочайше отвергнут,
Сгорбленный слуга Фрол
Притащил
Рыбу с хреном.
Ядреный же он, дерет
Жестко, в том же немилосердном
Стиле, в котором матушка Екатерина меня
Прокатила.

Из взывающей о ремонте
Церкви Святого Николы на Пыжах
Немногочисленные прихожане
Выгнали подумывающего
О переходе в православие
Китайца Сунь Линя.
Продуктовую лавку открыл!
Многих из нас разорил.
Спасением души, обезьяна, озаботился.
Так поклянемся снова и снова его
Взашей!

Беспутный вертопрах Сабликов
К своему проживающему на Подгорной
Приятелю Бакланитину выезжал по первому
Зову.
Ради чего-то скучного не позовет!
Собралась компания для картишек,
Вольно настроенные актриски
Заглянули на огонек,
После убийства императора Александра Второго,
Сабликов записочку получил и поехал,
Воодушевленно вошел
И услышал:
Садись, друг Сабликов.
Вместе с тобой поплачем!
Ошалел. Переметнулся к державникам.
Не лгут, выясняется, говоря,
Что Жоржетта Лыскарь
Сжирающим разум сифилисом его наградила.

Задирающий нос
Михаил Лермонтов
Ради смеха
И отдыха по ходу процесса написания
Представляющейся ему
Гениальной поэмы «Мцыри»
Просматривал присланную ему пачку листков
С корявыми стишками
Крестьянской сочинительницы Марфы Спудкиной.
Лермонтов не смеялся.
В укрепляющемся ошеломлении
Подчитывал совпадения
Рифм.
Восемь, девятнадцать,
У меня она не умыкнула,
«Мцыри» никто не видел,
Двадцать два, тридцать шесть,
Своим высоким призванием
Я гордился.
Презренно оно, в новых обстоятельствах
Смею уверенно полагать.

В деревне Заступино
Легендарного
Тимофея Порткова знали все.
А в Санкт-Петербурге,
Увлеченном приближающейся свадьбой
Княжны Гагариной,
Лишь перебравшийся из Заступино
Демидка «Прыщ»
О Тимофее Порткове слышал.
Портков?
Знаю. Прикончил ли он тещу
Швырянием замороженных пельменей?
Загубил ли брата
Жены подкидыванием тому в лодку змеи?
Бог весть, господа, Бог весть.

У выступающего перед монахами
Николо-Корельского монастыря
Работника тайной канцелярии Ляшина
Случился приступ грудной
Болезни.
Крамоле не поддаваться!
От прописанной в вашей Библии
Верности светским властям не отступать!
Лебеди вы черные,
Накрыло меня. Сжало!
Монахов его поучения раздражали,
И согрешили они,
Поглумились над важным болезным чиновником.
Что сжало-то, господин?
Не рука ли Сатаны срамной отросток
Тебе сжимает?
Мы-то сами себя обслуживаем, а тебе,
Большому человеку,
Помощь в извержении семени!