Она горела и сгорала,
Кусала губы, выла в мочь.
Ее душа рвалась, простая,
Как первый цвет среди снегов.
Сталь цвета глаз ее не колет,
Он смотрит преданно, любя.
Ее бросали раз так сорок,
Она же шла вперед, любя.
Боялась биться, вновь проститься,
Боялась, гневно, отпустить.
Хотела б в ночь с небес разбиться,
Но шатко шла в ее путы.
Хотела чувств, а вышло – боли,
Хлебнуть не чарку – океан.
И задыхаться среди ночи,
Звать сквозь отчаяние, в слезах.
Ее одну, отраду будней,
Ее – живительный глоток.
И незабудковый цветочек,
Что ранит, ранит вновь клинком.
Коснуться, но нет больше боли,
Опять на рану, что живьём,
Устала кровью обливаться
И закрывается бинтом.
Но даже через тучи дней,
Когда средь лет былой разлуки,
Увидит снова силуэт…
Зовёт её, что будет мочи.
Раствориться в пустоте.
Помолчи. Будь в тишине.
И тогда узнаешь вдруг.
Что есть звук: у сердца стук.
Что в груди еще живо.
Что живешь, еще денёк.
Миг, десяток может лет.
Как и те, что съел рассвет.
Что ты в памяти хранишь?
Может быть открытки вид?
Или то, как был ты рад
Под еловый запах лап.
Или может вспоминаешь,
Как звучат слова мечтаний.
Как на вкус был поцелуй.
Или грусть вновь наизусть
Истирает твои нервы
До дыры большой в душе.
Может чувствуешь ты это,
Потому что живо тело.
Боль задушит мою душу,
Но она милей покоя.
Когда нет в душе тревоги,
Будто нет моей души.
Лучше боль, стенаний мука,
Чем молчание бездонно.
Если я затихну ровно,
Положите лучше в гроб.
Закопайте, чтобы сверху,
Был из пепла бугорок.
Может я воскресну скоро,
Ну а может то конец.
Если я погибну скоро,
То закончится все просто.
Был бы смысл, но невольно
Мы бессрочно ждем конец.
Она была таинственной и нежной
Ее скрывала мать во тьме ночной
И улыбались с небо звезды ей лукаво,
Царице, что ведёт игривый бой.
Ее судьба – заманчивая лира
Да горечи полнится чан меда
Крови вкусить пришлось и пепелища,
Но как она игрива и хмельна.
В смоли струящейся потоком,
Скрывается не мысль – небосвод.
В чертах красивых сложится легенда,
Об огоньке, что в славу вышним лишь живёт.
По ним танцует под завесой ночи,
По ним во славу свой сложет расклад.
И зажигая яростно, игриво,
По ним сгорит в последний час.
Зачем живем мы на свету,
Средь дней тягучей жвачки,
Где каждый червь и бритводел
Лишь дань для острой плахи.
Зачем? Зачем пришел ты в мир,
Где нет удачной схватки,
Где ты умрёшь и тот конец
Все разобьет на части.
И ты ничто, а кем ты был?
Быть может ум ученый?
А может мастерской владел?
Яд всех равняет в профиль.
Быть может был ты кузнецом?
Гнуть мог металл и копья,
Но пробил час и ты ушел
С гвоздем меж черных бровок.
Иль может ты пророчил суть?
Пытался мир менять сказами,
Читал на площади псалмы
И догорал с кострами.
Не отгорели вновь закаты,
Как путь увел меня вперёд,
Где средь лазури и тумана,
Возможно будет дом родной.
Среди пустыни, средь песчаных
Вершин и новых бурунов,
Искал я, как воды и жилы,
Искал своих, где есть мой дом.
Но средь народов, что оазис,
Нашли среди огней песков,
Есть только сухость и туманность,
Есть тишь грозы и есть покой.
Искал я средь лесов душистых.
В них ель и сосны в хоровод.
Здесь есть березы, есть и ивы,
Но где же есть родной мой дом?
Средь рек глубоких, средь ретивых,
Где ручейки бегут в трезвон,
Искал я дух, и был гонимым.
Идти опять только вперед.
В горах, где так гуляет ветер,
Где свист стоит и шепот звёзд.
Узнал я, как же быть забытым.
Узнал как быть, если прощен.
Но путь увел вперед, в закат,
В лазурь и пурпур в небесах.
Искал я суть, что будет выше,
А ветер в путь лишь подгонял.
Ночь легла как ярость стужи,
Среди сумрачных огней,
Шепот звёзд, что неразлучны,
Шелест листьев в пустоте.
Не гневи морок язычий.
Бог покинул этот брег.
Не поможет, не услышит.
Волчий вой гремит во тьме.
Читать дальше