Галина Ожиганова - Жизнь сердца

Мать-зима проявляет суровый характер
И ее упрямство видно везде и во всем
День пронизан холодным и серым мраком
Ночь в обнимку с морозом стоит за окном

Где лучистое теплое синее небо?
Пусть исчезнет, рассеется мгла.
Так голодные люди мечтают о хлебе,
Как мы жаждем света, тепла.

Ведь апрель уж совсем на подходе
Отступись зима, ледяные оковы сними.
Дай разгулье и радость хорошей погоде
И сияние яркой весенней любви.

Странный дождь ледяной – это было зимой.
Майский снег ветряной приключился весной:
Белые хлопья кружились, как птицы,
Над растаявшей тихо рекой.
Эта прихоть погоды – печать небылицы,
И причуды природы нелепы:
Серой шалью укуталось небо.
Облака повернулись боком.
Все в туманы погружено.
Вдруг открылось в тучах «окно»,
Став волшебным солнечным оком,
Вмиг земное пространство Богом
Оказалось озарено.

Собирается осень в дорогу.
В колесницу уже запрягли журавлей.
А кругом листопад, суматоха
И повисшие сети дождей.

В темпе ветра пляшут ветки.
Корни спят в земле сырой.
И насквозь промокли кепки
У всей братии грибной.

Дождь смывает краски леса,
Обнажая древа грудь.
Легкомысленный повеса –
Лес решает: «Будь, что будь».

Он стоит нагой, сутулясь,
Осень он теснит плечом,
И природе повинуясь,
Не жалеет ни о чем.

Вот уж скачут белы кони,
Вихри зимние несут.
Рощи и поля на склоне
Табуны снегов пасут.

То посланцы вечной девы,
Что безбрежно холодна,
Что не греет душу, тело,
Потому всегда одна.

Но за ней придет Другая,
Усмирит разгулы стужи,
И пригреет, приласкает,
Окунет ногами в лужи.

И спалит зимы печали,
Искру жизни, дав костру.
И чтоб больше не скучали,
Призовет свою сестру.

Ту, что любит лета сладость,
Принося тепло и радость.
И тогда вдруг станет ясно,
Что душе нужны контрасты.

Захлестнули меня волны гор.
Их ритмичный пьянящий простор
И зеленая пена лесов
Будто взяты из сказок и снов.
Величавые гиганты
Подпирают небосвод –
На заре стройны, румяны,
Ночью небо прячут в ямы;
И сутулятся атланты,
Будто выгнул спину кот.

Спрошу у себя: «Кто я?
Не рожденная заря,
Не бушующее зарево?»
– Нет, я просто взмах крыла
Глаза умно-карего.

– Может, я – тот ветер,
Что, не дунув, замер?
– Нет, я песня, что не спета,
Ева первозданная.

– Может, я – та, что не бывает,
Тени тень и отсвет блика.
Может быть, хоть кто-то знает,
Как мне жить без лика.

Я цвету средь сияния ночи,
Затмевающей утренний свет.
Я земное растение без почвы
И живу уже тысячу лет.

Я, зажмурясь, бреду по канату
Над пропастью жизни своей.
Утомившись, склоняюсь к закату,
Ведь нет у меня родных и друзей.

Что-то мягко мне давит на веки,
Змеей обвивает вопрос:
Этот страх и усталость навеки?
Я сам себе учинил допрос.

И открыл глаза, а за горизонтом
Маячит не закат, а рассвет,
И восходят стоглавые солнца,
Улыбаясь мне жарко в ответ.

Тишина в горах повисла –
Я – одна с мольбертом, кистью
Оказалась в этих высях,
Словно домик на юру.
Я рисую и краски сгущаю,
Создавая поэму фантазий.
Там картины поют на ветру.
А в них океаны страсти
И молнии гром прозрений,
Что невозможно счастье,
Пока ты в бездне сомнений.

Я с вершинами гор подружилась,
И они оказали мне милость,
Научив: «Все есть мудрости всплеск –
Пораженья удар и признания блеск».

В вышине я была едина
И с людьми, и с Богом всегда,
А внизу тонула под льдиной
Неприязни, забот и зла.

Вот однажды взобравшись на скалы,
Я совета у гор попросила,
А вершина хребта промолчала,
Только холодом окатила.

Безмятежность окутала склоны.
Я забыться хотела скорей,
Но мерещились всюду мне стоны,
Так беззубо смеется Кощей.