Юлия Сафронова - Нити

…я тебя на покой окрестила
молчаливо и через силу —
на холодный и вечный покой
в этот май —

Безразмерный на боль…

Знаешь, а всё же бывает и хуже:
Горстка тепла и в ладонях синица,

Клин журавлиный все к югу стремится,

Мой же полет – преднамеренно сужен,
Мой же полет – преднамеренно сглажен:
Тонкая линия – узкой тропою,

Клин журавлиный зовет за собою —
Клин журавлиный на небе бумажном…

Знаешь, и всё же с другими – иначе:
Пепла горчинка, синица в ладонях…
Клин журавлиный – крик обездоленный,
Точно безвременье, мной обозначенное,
Точно безветрие…

Знаешь, заметнее
дышится, если полеты возвышенны,

Клин журавлиный,
спешащий к Всевышнему,
Клин журавлиный, из виду потерянный,

Знаешь, а всё же и хуже бывает:
Горстка тепла и ладони – пустые,

Только в ладонях ладонь не остынет,
Только в ладонях ладонь согревают…

Пробы памяти – пробы пера
нерешительно тонущих пальцев
в пустоте:
Там кочующий ветер поет о тебе
заунывно,
и дожди – непрерывны,

Там на каждое новое утро всё то же вчера,
И на выдох – молчанье,
молчанье – на сбивчивый вдох,
Всё одна суета,
Всё одни непосильные хлопоты,

И пылятся, пылятся дороги
(тобою протоптанные)
Мимо отчего дома
В казенный, из виду потерянный дом…

Пробы памяти – пробы пути (по пятам)
в отсыревшие сумерки прожитой трети столетия:
Там кочующий ветер твои обнажает отметины
болевые,
И дожди – затяжные,
Там тряпичное небо трещит неизбежно по швам…

Пробы памяти…

Выкриков пробы души
До твоей высоты дотянуться
вне страшного времени
И цепляться, цепляться
за лучшие в жизни мгновения,
И спешить за тобою,
спешить за тобою —
спешить,
Для твоей высоты покоряя бугристость вершин,

Всё, что было началом твоим,
За тебя завершить…

Режу бинты… Задыхаюсь от боли,
Где ты? Любимый,
Возлюбленный —
Мой…

Раны… Внутри кровоточины…
Более
Необъяснимо,
Неопровержима
Тишь тишиной…

Белые-белые стены больничные,
И непривычен свет в красноту:

Будто запрятанный в будни столичные,
Будто в столичную сник духоту…
Ран не бинтованных реки покатые,
Белые простыни…
Вечные сны…

Всё непривычно
и не предугадано,
И замирает июнь – двадцать три…

И замирают июни от боли —
Где же ты? Милый,
Возлюбленный —
Мой…

Раны… Внутри кровоточины…
Более
Необъяснимо,

В сердце – пробоины,
далее —
Тишь тишиной…

Ветра – насквозь…

Июнем опаленные закаты
Смеялись мне в лицо
И жгли мосты,
И полчища печалей виновато
Шли безвозвратно
к изголовью пустоты
моей,

И воздух, наполняемый
излишне
Бессилием моим и наготой,
Лишь тяжелел
от скорого прощания с тобой,

И было слышно,
Как робкой поступью подкравшись
Тишина
в июньское бессмысленное
утро
ложилась медленно,

и долгими печалями
как будто
Лечили раны мне вчерашние ветра —
Лечили раны мне…

Мучительно впиваясь,
Ветра сквозь пустоту твою прошли,

Закаты опаленные смеялись
в лицо моё
И ночи
Тишиной упрямой
Жгли…

Не сдерживая слез,
Хранить молчание,

Идти на яркий свет
под проливным дождем,
Вымаливая каждое свидание,
И растворяясь в нём,
Идти на яркий свет…

Искать настойчиво
на неподвижном мраморе
посеребренный временем
овал,

В тени высоких лип неразговорчивых
Молчание вплетать в слова,
И слез не сдерживая,
Затаить дыхание,
И лишь на яркий свет идти в кромешной тьме,