Поэт Берестовой - Панда

Купил картошки Николай,
купил леща.
В святом неведении шёл
поесть борща.
Вот и заветный чекунёк
упал в рюкзак.
Но не испить ему сей стафф,
увы, никак.
Трамваи ходят, как и встарь,
звенят рога.
И Анна бьёт свой бутылёк наверняка.
Вот мёртвый лещ и Николай
без головы.
А чекунёк найдут бомжи
среди травы.

Тёплый мартовский снег
фонари облетает.
Не дождавшись земли,
прямо в воздухе тает.
Увлажняет ресницы, губы, щеки и нос.
Побелел твой букет
Ярко-жёлтых мимоз.

Тёплый снег словно дождик
в летний августа зной.
Нас с тобой подгоняет
скорее домой.
Ускоряет маршруты,
закрывая дороги.
Тёплым мартовским снегом
промочило нам ноги.

Тёплый мартовский снег,
словно вестник весны,
нам приносит о лете
разноцветные сны.
Напоследок обдаст
запоздалый мороз,
и румянец покроет
твои щёки и нос.

Всё в этом мире, что радует глаз,
создано, Женщины, только для вас.
Всё, что сияет, светит и бьётся,
только для вас заснёт и проснётся.

Волны на небе и океане,
восход и закат для Ани и Тани.
Светы, Ларисы, Оли, Марины,
Жанны, Марии, Елены, Кристины,

Вики, Франчески, Жанетт и Наташи,
Кати, Оксаны, Аллы и Саши.
Нади, Тамары, Риты и Майи.
Всё лишь для вас: и метро, и трамваи.

Горы, победы, сражения, дети,
вам, из-за вас, от вас, всё на свете.
Всё, что умрёт, опять возродится
лишь для того, чтобы вам пригодиться.

Рай и Нирвана, Валгалла, Тартар.
Гагарин, Де Ниро, Брэд Питт и Ван Дамм.
Пушкин, Джон Леннон, Путин и Шпак
и миллионы сломанных шпаг.

Всё здесь для вас создаётся и пишется.
Только лишь с вами живётся и дышится.
Небо прошу об одном ежечасно:
– Пусть всё у женщины будет прекрасно!

Будет любима, нужна и важна
бабушка, дочка, сестра и жена,
тёща, невестка, невеста, свекровь.
Имя вам, Женщины – Мир и Любовь!

Мир и Любовь!

Те, кто спят в одежде,
поезда встречая,
Пьют чего покрепче
ночью вместо чая.

Их не сторонятся
псы у теплотрасс.
Запах выделяет
из бегущих масс.

По одежде встретят
и по ней проводят.
Умер или спит,
люди мимо ходят.

Те, кто спят в одежде,
люди, как и мы.
И не зарекайтесь,
как и от тюрьмы.

Сноуборды гладильными досками стали,
пингвины когда-то тоже летали.
Слышите ласточек крики у льдин,
это родился новый пингвин.

Бабочка, к счастью, обратный процесс,
сколько их, Золушек, среди принцесс.
Много на свете оживших камней.
С ними и я пишу всё о ней.

Ей благодарен Гарсиа словами
за то, что я с ней сильнее цунами.
Важно не то, что сказано, пишется.
Важно лишь то, как мне с тобой дышится.

Помыл окно – к дождю.
Купил ружьё – к войне.
Решил надеть костюм
Остановись! – к жене.

Ночь, одинокий фонарь.
Аптека, у двери матросы.
Руки мёрзнут в карманах,
кончились папиросы.

И этот ещё, товарищ,
в цилиндре на мокрой скамейке.
Сейчас бы в трактир на Пятницкой,
а лучше на Маросейке.

Липнет листва к подошве,
с ней листовки, бычки.
Ночь без тепла и света
расширяет зрачки.

Жаль, не курят матросы.
Пёс прибился, плетётся.
Слова нашлись и сложились.
Авось, и курить найдётся.

Облака в твоей причёске,
лето, солнце, тополя.
Рук тепло, босые ноги,
не прогретая земля.
Одуванчики с сиренью —
рай для табора шмелей.
Дни и ночи безграничны,
и движения смелей.

Отцветёт, отзеленеет,
разорвётся, отболит.
Зайцев солнечных подушка
лап тепло ещё хранит.

Водопроводные трубы,
оргАном поют на рассвете.
Смытые сны отправляя
в толщи промёрзшей земли.

Чьи-то мечты и кошмары,
с блудом и прочим «не спится»,
грея собак и бездомных,
по теплотрассам бурлят.