Мирослава Бессонова - Меланхолия. Стихи

Зайди за мной и отведи туда
(июней мимо, мимо октябрей),
где существует только темнота,
где ничего не совладает с ней.
Где я всего лишь странник, имярек.
Сиротством наступившим поражен.
За окнами приостановлен снег,
ребенок плачет выше этажом.
И некому признаться в эту ночь
мне в том, что Демиург, в который раз,
по черно-белым клеткам мерзлых почв,
переставляет, как фигуры, нас.

Я расскажу, как совершала те
шаги по стеклам – в полной темноте,
внимая стукам сердца-метронома.
Про в немоту сошедший диалог,
про взгляд на небо, где беспечный бог
уснул на мягком в позе эмбриона.

Про суицид, что не был завершен,
про то, как ты накинул капюшон
и вышел вон из дома, из эфира.
Про путь из страха без поводыря,
про все те камни, по которым я
смогу подняться на вершину мира.

Мятежный призрак движется во мгле,
и вещий сон его рисует кисть.
Мы в этом сне, на собственной земле
пропав однажды, не смогли найтись.
И тысячнадцать лунный ореол
белел среди линяющих светил.
Никто не звал нас, за собой не вел,
дорожной пылью стрелок не чертил.
Но Некто видел все в своем большом
стеклянном шаре – как в нутро реки
без страха мы ныряли голышом,
и трепетали звезды-поплавки.

Нас отделяет снежная стена
от лучших дней, лишенных окончанья.
Как долго здесь безмолвствует зима,
как мы под стать храним свое молчанье.
Здесь ветер злится от избытка сил,
в нем жизни нет, ему и равных нету,
он низвергал нас, юных, возносил,
забавы ради раскидал по свету.
И не собрать, и не слепить в одно,
и не найтись, ведь немоте не вторят.
И каждый сам, как снятое пальто,
что на крючке повисло в коридоре.
Все неизменно – даты, имена,
работа, деньги, становленье старше.

Как долго здесь главенствует зима
и волочит существованье наше.

Долой того, кто стал виной
всему, что вспоминаешь всуе.
Мгновенья, множащие боль,
переберем, перетасуем.
Деревья руки-ветви сквозь
кромешный мрак протянут к солнцу.
Все то, что ценным лишь звалось,
уже лежит на дне колодца.
Убавим звук. Замедлим шаг.
Не следуй ничьему примеру.
Ты – побратим, а не чужак.
Ты тоже одинок не в меру.
Маши проезжим поездам,
что стали частью чьих-то судеб.

Нас жизнь расставит по местам,
нас смерть, как водится, рассудит.

Сквозь неба распоровшегося серость
просачивалась снега белизна.
Все засыпало и всему хотелось
не верить в пробужденье после сна.

Ломалось и хрустело под ногами
вчерашних луж нетвердое стекло.
Но нам воспрянуть духом помогали
слова о том, что время истекло.

Зима шагнула в город, как впервые,
минуя протяженный виадук.
Я видел вновь ее глаза слепые,
и впалость щек и узловатость рук.

На снег легла, как траурная лента,
тропа, запечатлев ее шаги.
Зима осталась, сжалившись над кем-то,
и всем земным законам вопреки.

Не нарушай царящего молчанья,
где боль ясна. Я, кажется, готов
когда-нибудь, молчанье источая,
уйти по кромке белоречных льдов.
Со счета сбросить все ориентиры.
В чистовиках слова, в черновиках
слова, стирая клеточки-квартиры,
уйдут со мной. Останутся в веках
тела деревьев, исполины-зданья.
Запомни это, но не обещай
не забывать, как часто до свиданья
таит в себе зеркальное прощай.

Реальность грустна: ты жив, а потом отпет,
и солнцем душа садится за горизонт.
Не важно, где жил и сколько десятков лет,
каких и когда стремился достичь высот.
Что ел на обед, как часто ходил смотреть
в туманную даль, которой за все прощен.
Но музыка дней твоих не воскреснет впредь
на клавишах тех, что могут звучать еще.
Я знаю, ты жил неспешно и не спеша
успеть – опоздать, найти – потерять, обресть
бесценную мысль, в которой так хороша
минута, что здесь пройдя, остается здесь.
Я знаю, ты жил в душе небеса храня,
как белый цветок, камыш, полевой вьюнок.
И грезил взлететь бескрылым, когда земля
начнет уходить стремительно из-под ног.