Гудел по-русски старый ресторан —
Здесь прожигали жизнь бесповоротно
И споры здесь всегда решал наган.
И женщин здесь меняли, как перчатки,
И фраера, и даже господа,
И оставляя в банках отпечатки,
Здесь деньги оставляли навсегда.
Такая уж у фраеров натура —
Гуляй и пей пока свободен ты!
Но вот пришли товарищи из Мура —
Свободы нет. И где они, мечты?
И где они лихие годы эти?
И где он девяностых беспредел?
А в старом ресторане – наши дети,
Которые остались не у дел…
Фокстрот играют тот же довоенный,
Текилу пьют, как пили мы тогда,
Живущие в своей иной вселенной,
Не нищие, но и не господа…
Век двадцать первый пережил уже немало
И революций и гражданскую войну.
От глупостей политиков усталый,
Ищу себе покой и тишину…
Но мне, увы, с планеты этой съехать,
Как всем из нас, пока не суждено.
Осталось лишь смотреть ТВ со смехом
И как в двадцатом веке – пить вино…
Осталось по ночам мечтать о прошлом,
Когда мы жили дружно, без войны,
Без новых бар – придурковато-пошлых,
А как же будут наши жить сыны?
Быть может, жизнь их будет им обузой?
И в тягость будут им и сны и дни,
Не знающим Советского Союза —
Иначе бы с ума сошли они…
Душа болит не за себя,
Не за дела в давно прошедшем.
Я жил как жил. Любил тебя
И даже не был сумашедшим…
Сегодня мир сошёл с ума
И сам себя ведёт на бойню
И в осквернённых душах – тьма
В век двадцать первый – век разбойный…
Болит душа за новый день,
Что он таким же страшным будет.
По миру бродит смерти тень
И только ей дань платят люди…
Но даже этот век пройдёт.
И отболит душа до срока,
Но больше, знаю, не придёт
Она однажды в мир жестокий…
Когда-нибудь потом я стану – мысль…
И вырвавшись однажды вдруг из тела,
Я мысленно умчусь куда-то ввысь,
Туда, куда душа всегда хотела.
И там, среди таких же бестелесных
Я мысленно лечу по временам
И мне теперь совсем не интересно
Всё, то, что я вчера оставил там.
И войны и победы и парады
Знакомых и совсем чужих людей…
Я – мысль. Я – вечность. Тела мне не надо!
Я – квинтэссенция фантазий и идей!
Я – всё, что было, есть и ещё будет!
Но почему вдруг чувствую я боль?
И почему вокруг толпятся люди?
Ведь мы, душа, покинули с тобой
Мир этот навсегда. Не уж то будем
Опять страдать? Зачем вернулись мы?
Куда приятней мыслью быть без тела,
Летать средь звёзд и среди вечной тьмы,
Но, видимо, душа так захотела…
Оставим всё, как есть и всё, как было,
Не будем мать Россию обижать.
Она, как мать, нас всех всегда любила —
Тех, кто остался, и кто успел сбежать
На том последнем пароходе из России.
За выбор их им всем и отвечать,
Но и они с собою уносили
Тоску по Родине – как Каина печать.
С тоской по Родине они не расставались,
И веря в материнскую любовь,
В земле чужой навечно оставались,
А души их всё ждали нужных слов,
О том, что мать их вовсе не забыла,
И снова можно больше не молчать
О том, что было и прошло. Но всё же – было!
И снять пора забвения печать…
Сто лет немалый срок для искупления,
Чтобы нам вспомнить павших имена,
Чтобы простить и Колчака и Ленина,
Ведь это наша общая вина…
Жаль, не хватило дня у февраля
Ещё немного побуранить, пометелить,
И так в снегах укутана земля
На предстоящие весенние недели.
Ещё не скоро все его следы
Март приберёт и снова на проталинах
Появятся весенние цветы
В подарок тем, кто от зимы устали…
Прощай, февраль до следующего года.
Привет, весна! Хотя б в календаре,
А за окном всё та же непогода,
Зима всё та же снова на дворе…
И снова воскресение. Прощёное.
Меня, однако, что-то не спешат
Прощать ни прошлые, ни новые – лощёные
Друзья и недруги. Да и моя душа
С прощением к ним тоже не спешит…
Всех, кого знал, давно уже простил.
А те грехи, что снова совершит
Моя душа – мне Бог их отпустил
Давным – давно в час моего крещения…
Прощения других не нужно мне,
У Бога просят пусть они прощения.
Вот только многие, поддавшись сатане,
Нуждаются в божественном отмщении,
Но Бог, похоже, милостив и к ним…
Крещёный я. Хоть я и без креста.
Читать дальше