Владимир Нефёдов - Библейское начало. И другие рассказы в стихах

Это было как ни странно,
Хоть придумано спонтанно,
Можно даже так сказать:
«Жизнь хотела написать!»
– И теперь вот эти строчки,
От начала и до точки,
Донесу до вас друзья,
Ничего здесь не тая!

Три семьи в квартире жили,
На троих её делили,
Коммунальной та была,
Общий жизни каббала,
Туалет там был отдельно,
Рядом ванна, параллельно,
В кухне тоже всё на всех,
Без особенных помех.

Семьи вроде молодые,
Не такие уж большие,
Опишу я их сейчас,
Ну потрачу где-то с час,
Здесь достаточно народа
И различны нити рода,
Чтоб читатель представлял,
Весь семейный карнавал.

Комнатенку, ту что справа,
Получал Чиглинцев Слава,
Ленка плюс его жена,
Та марийкой рождена,
Был у них ещё ребёнок,
Тот не вырос из пелёнок,
В общем трое человек,
Занимали сей отсек.

Слава был обычный малый,
Чуть сутулый, чуть кудрявый,
Седоватый у висков,
Волос темный, без усов,
Ленка фифа молодая,
Выше Славки, вечно злая,
Но была и стройность ног,
И отличнейший задок.

Грудь обычного размера,
Типа среднего фужера,
Черемисские черты,
Добавляли красоты;
Дальше чуть – другая пара,
Там своя была октава,
Муж с любимой женой,
Свой там словили постой.

Парень был простой но видный,
По натуре безобидный,
Бирюзовые глаза,
Девкам нравились всегда,
Небольшой пивной животик,
Сам с усами словно котик,
Имя славное – Иван,
Ум возможно богом дан.

У жены чуть взгляд раскосый,
Та была черноволосой,
Имя дивное – Гузель,
Род татарский у мамзель,
Что касаемо структуры,
Тело дивной кубатуры,
Грудь большая ей дана,
Всем чем надо снабжена.

Мужики о ней мечтали,
С ней хоть мысленно, но спали,
В представлениях своих,
Каждый был её жених,
По натуре та гуляла,
Но семью всё ж сохраняла
И Иван тогда не знал,
А то грянул бы скандал.

Алексей с женой Анфисой,
Щуплой бабой, белобрысой,
Под латышскою звездой,
Та блистала красотой,
Жили в комнате на против,
Парень был весьма заботлив,
Двое маленьких детей,
Содержались без затей.

Ну фигура у Анфиски,
Не делилась на изыски,
Так кудряшки кое где,
В неразумной чехарде
И что спереди, что сзади,
Одинаковые пяди,
Не сказать, что уж доска,
Но к такому та близка.

Семьи вроде бы дружили
Хоть и разные все были
Ну ругались иногда
И взаимная вражда
Месяц может быть держалась,
Но обычно распадалась
И по праздникам они
Отмечали эти дни.

Пары сексом занимались,
Девки после, подмывались,
Кто с партнером, кто одна,
Но не в этом их беда,
Про мытье с Анфиски стану,
Я описывать по плану,
Как та к крану всё прижмёт,
Сверху пальцами лишь трёт.

А потом сидит мечтает,
Иль о чём-то вспоминает,
Просто так текла вода,
Сверху ей туда всегда;
Ленка в ванную не лезла,
Встанет рядом вроде жезла,
Руку смочит, там протрёт,
Через раз её нюхнёт.

На ладонь потом посмотрит
И опять туда утопит,
Раза три так повторит,
Орган вроде бы подмыт,
Что про этот способ скажешь,
Не увидишь не подмажешь,
Может нравится так ей,
Там своя среда важней.

Вот Гузель когда смывала,
Страсти мужнины, с забрала,
Та на ванную верхом,
Лезла сверху босиком
И хозяйство всё открыто,
Чисто-начисто подмыто,
Любо-дорого иметь,
Для утех такую снедь.

Что Еленка что Анфиска,
Мужиков не брали, близко,
Процедуру ту смотреть,
Со стыда чтоб не сгореть,
Что касаемо татарки,
Хитро сложенной бунтарки,
Муж всегда с Гузелькой был,
Трогал там и даже мыл.

На двери вела, что в ванну,
В эту водную Нирвану,
Вовсе был не шпингалет,
Так крючок уж сколько лет,
Раз Гузель пошла помыться,
Ей пришлось тут изумиться,
Дверь открылась как всегда,
Без особого труда.

Сам крючок тогда сорвался,
Славка там, вовсю старался,
Раз закрылся сам один,
Теребя пассивно дрын,
Вот те раз, немая сцена,
Два как-будто манекена,
Друг на друга не таясь,
Смотрят явно заводясь.

Было здесь уже такое
И героев было двое,
По секрету вам скажу,
Видел Слава чью межу,
Он тогда сказал: «Простите,
Ради бога извините.»
– Дёрнув точно так же дверь,
Голой там застал Гузель.