А помнишь ты,
Когда впервые глянул
в твои очи?
Иль помнишь первый
поцелуй?
А может,
снова сможем
Когда-нибудь
пойти мы на поклон?
Поклон судьбе неумолимой,
Пускай,
быть может,
и потом.
Не помнишь ты,
Мгновение назад
я говорил,
Что ты прекрасна?
Да, этот факт неоспорим,
Но быть с тобой
по-прежнему опасно.
Ты вычеркнешь меня
из списка
Своей уж
белою замазкой.
И будешь кровью
писать письма,
Что все с тех пор
с тобой нормально.
Пугливый чтец читал страшилку.
Читал, внимая атмосфере,
Про то, как разрывается могилка
«Большого» отставного офицера.
Луна кровава и страшна.
Гниет, сочится червяками труп.
Земля всех кладбищ столь грешна,
Что здесь блуждает душегуб.
Дожди идут тут каждый день,
И слышны крики всяких душ.
Под гнетом страха точится кремень,
А мародеры делают свой куш.
Надгробия меняют лица,
А по ночам стоит здесь стук
Как в разных сказках, небылицах,
Где мертвецам все сходит с рук.
Гробовщики так негодуют,
Как расхитители могил.
Вся нежить без конца ликует,
Убив того, кто вышел покурить.
В квартире на полу бутылки
И неподвижно чтец лежал,
А на лице страшна ухмылка…
Похоже, смерть к нему пришла.
В лощине камень сточится об воду,
Там далеко закат уйдет в небытие,
И смерть в бою настигнет воеводу,
Настанет шум средь мертвой тишины.
Прибьется гвоздь последний к доскам,
Уйдет старик мудрейший на покой,
Забудутся стихи как моя проза,
И прекращу я быть самим собой.
Быть может, не пройдет недели,
А может, дня иль часа даже,
Сломлен ведь будет кто сильней,
И станет все чудовищное краше.
Бессмертное погибнет наконец,
Придет восход в последний раз,
И совесть всякий обретет наглец,
Незримое пройдется напоказ.
Иссякнет знаний большинство,
Случится все на этом свете.
Произойдет, но нам-то каково?
Мы все узнаем в новеньком завете.
И Орион прошел по небу,
Сверкая наготой пахабной,
Прошелся, не оставив следу,
Кривой дугой туда-обратно.
Он осчастливил люд простой,
Паденьем звезд все исполняя.
Всем радость проведя чертой,
По небу звездному шагает.
Искать подвох всюду стало привычкой,
Не сложно быть нынче чем-то в кавычках,
Вправе судить лишь верховный смотритель,
Чья должность звучит сейчас крайне избито,
Крайне искомо, предубедительно,
Участь людей – стать предусмотрительней,
Мимо себя пропуская все сплетни,
Свершая все те же тупые ошибки…
Питая иллюзии, срывая джек-поты,
Слепо гоняясь за глупою модой.
Но вы все клали на эти проблемы,
Нам так не выжить. Хватит. Терпилы.
«Покер, где жизни ставят на кон…»
Покер, где жизни ставят на кон.
По углам вновь знатоки за столом:
Лица – лишь маски, они – жалкий блеф,
Все, что внутри, не видно извне.
Две карты раскрыты из большинства,
Тягуче преимущество сия меньшинства.
«Вскрываемся, – нервно процедил дилер. —
Сейчас мы узнаем, кто из нас киллер».
И время пришло наконец-то понять,
Кто по жизни Кутузов, а кто – Бонапарт.
«Ты вдохновением моим не будешь…»
Ты вдохновением моим не будешь,
Как и не будешь музой.
Любить меня ты не захочешь,
Ведь чувства наши – жалкий мусор.
Ты мне женой не станешь,
Как и не станешь другом.
Пускай признать ты это сможешь,
А для меня все это – муки.
«Я готов жить без красот и цветов…»
Я готов жить без красот и цветов,
Без крови, к естеству приливающей,
Лишь бы в чувствах не было сот,
Так позорно любовь обобщающих.
Без чуждых побед и хотелок,
Без обещаний и их исполнений,
Что бы судьба мне там ни велела
Под видом приказов и осуждений.
Без страстных, убогих прикосновений,
Без благоугодных и плотских утех,
Без страха и всякого рода сомнений,
Отправив все
прямиком в утильцех.
Жить тяжело, особо с запретами.
Обращать время вспять, скрывая ответы,
Лишь судьбы вдогонку громко кричат:
«Вопросам несвойственно жизнь поменять».
Прости меня. Не спрашивай за что.
Прошу прощенья просто так.
Подавно, хоть пускай все обжито,
Но не забыт мой старенький косяк.
Спасибо, брат. Благодарю тебя за то,
Что не поставил на мне крест,
Что приютил птенца в свое гнездо
И разрешил в нем пить и есть.
Люблю тебя, но не по-братски,
Эта любовь как сына и отца,
И для меня как гордость статская, —
Великая на многие века.
Читать дальше