Елена Щербакова - Греческий зал

Как облака! Несутся так…

И только плетка, что отрава,

Стегает. И волшебно мак

В головках созревает… Браво!

Так хорошо в великолепии одном.

Кричи! Такое было право.

И выбито оно не молотком,

Не пеной, и не каменным ударом.

А мысли славной благодать

На все наложит кладенец свободы.

Но многодетная вздыхает мать,

Что сыновей убили за работой.

За что, за что же свет не мил?

И проститутки в клетках издеваясь,

Кричат: «– Опять не накормил

Нас дядя тот. И майся, майся!

Уж ноем век за веком тут,

Как надоела эта бесконечность».

Сорвать б для обезьяны прут

И отстегать б ее, конечно.

Чтоб требовать, как прежде не могла.

Уж! Сколько усечений, ран и трещин!!!

Я знаю ту, что дом свой стерегла,

Единственная женщина из женщин.

19.07.15.

Судьба – это проекция души,

Как в семечке крылатой стимул роста.

На схемы действий мел не искроши.

Акцент поставь, как галочку с вопросом

Он точно под околышем кубанки

Зашитая казачья песнь.

Судьба ж плетет нить не с изнанки.

Казак же плеткою бичует спесь.

Акцент поднимет пусть к высокой ноте.

Оценит мастерство, шедевр, талант.

Он семечко крылатое в полете.

Любовь он голубей, он миф, Атлант.

Акцент весь мир нам расчертил на схемы.

Подметить на плите лицо помог.

Вопросов много, он же главный и по теме.

Он линза та, что помогает видеть толк.

26.09.12.

Он был до чертиков красив.

С него одежду рвать хотели.

И тень его, как диво див,

Бродила, как кот по постели.

Приятно, что он петухом

Ходил так часто на дуэли.

А тень казалась черным днем,

Как горький привкус «Эскафели».

Но может, здесь закрыть глаза,

Познав в том благородство вкуса.

Была б не тронута краса,

Как неразорванные бусы.

30.09.12.

Среди людей я маленькая крошка,

Которую легко прижать,

Обидеть, ущемить немножко,

Что для меня, как в пропасть упадать.

«Обидчиков» намеренья другие.

Смотрю, гадаю, горячится кровь.

Поставьте ж зеркала златые

Напротив надписи «любовь».

05.12.12.

Жизнь по скользящей полосе

Мне стала бархатным цветком…

Предел я видел свой везде

И мерил им я все кругом.

Я заблуждался, может, в том

Но шел все ж прямо, не свернув,

Я с той дороги, что как кон,

Назвала таксу, как сову.

Себя проверил тысчу раз.

И вывел жизни интеграл.

Но отчего ж я унывал?

Куда пропал энтузиазм?

И думал, что пропащий я.

Но, может, в том был мой обман.

Жизнь – ложь, не настоящая.

И от себя бежал я сам.

Покаяться – но не могу.

Я окажусь опять в петле.

Глушу мозги и тошноту

Я вызываю налегке.

Отрава – жизнь, не подступись.

Нажал бы кто-нибудь на «Стоп».

Сквозь стену, как ты ни ломись,

Опять получишь ложкой в лоб.

Я бредить кошкой стал во сне,

Пантерой черной, будто ночь,

Чья тень бродила на окне

И мчалась бесконечно прочь.

И я ее хотел поймать,

Остановить ту бесконечность,

Ласкать шерсть – бархатную гладь,

Испить, как кофе, с ней беспечность.

Чтоб тень ее укрыла дом.

Я бредил, бредил черной кошкой.

И вдруг сказал я: «Дело в том,

Что кошка – женщина немножко.

Чтоб осторожность испытать,

Я сверху где – то на карнизе

Хочу всю ночь с ней помечтать,

Побаловать себя в капризе.

– О, кошка, кошка, где же ты?

Ответь, услышь чрез тьму и ночи.

И вот пределом красоты

Она предстала между прочим.

Да, между прочим, но потом…

Я понял, высока в том мера,

Когда увидел за окном

Прогулку Бархатовой Веры.

Девица так стройна, мила,

Пальто носила с красным бантом.

В один и тот же час была

Она в бульваре с одним франтом.

Смотрел я из окна на них.

А бабка мямлила: «Знай Веру».

Я Бархатовой посвятил бы стих,

Коль разуменья знал примеры.

Но был уж слишком я горяч,

Горел в желаниях напрасно.

О, сколько б я решил задач,

Коль не искал затей опасных.

А бабка продолжала: «Ты

Меня не слышишь, к сожаленью.

А помню, прятали банты,

Призы, билеты, приглашенья.

А ты горюешь день за днем,

Все таешь, точно в церкви свечка,

Горишь холодным ты огнем.

Кот даже в тепленьком местечке».

– Так что же Бархатова, что ж?

– Особа та не без ответа.

Ты на крестьянина похож,

Она на барыньку с секретом.

– Как все таинственно, как ночь.