Дмитрий Дубов - Удар молнии

Чтобы они спросили:
А люди ли это были?

Блюющий утром музыкант
Распадом дум рождён:
Не крут, не мудр и талант
Его не восхвалён.

Угар и алкогольный бред
Вобрали слабый мозг,
И кажется: под ним Конь Блед,
В руке же – тяжесть розг.

Он музыкой родит огонь
В сердцах слепых людей,
И топчет верный старый конь
Тьму лживых муз, идей.

Вдали виднеются врата,
Они падут к ногам,
А дальше – звёзды и года,
Всё в этом чистом ТАМ …

… Но холод ледяной струёй
прервёт мечтаний синь:
Блюющий, жалкий, но живой,
Несчастный и один.

Я клыками похож на голод,
Ты – на «SNICKERS» в цветастой обёртке;
Не застрянешь в прожорливой глотке,
Коль обёртку стянуть под шёпот.

Шоколадная суть обольщенья
Так приятно хрустит, подломившись,
И вонзаюсь, ничуть не смутившись,
В карамель твоего ощущенья.

Стонет вязкость, и голод вторит;
Разурчались греховные плоти,
Тормозить на твоём повороте
Мне уже неподвластно. Не стоит.

Я всегда задавался вопросом:
Как «наесться» можно так скоро? –
И тянусь я неспешно, упорно
Вглубь за солодом. Это не просто.

Пожалел я, что сдёрнул обёртку,
Думал, съеденной хочешь быть. Грешен!
Но наткнулся на твёрдый орешек…
Положу теперь зубы на полку.

Да и кариес, будь он не ладен,
И лежу с «blend-a-medом» в палате.

Беззубое Счастье
В прокуренной робе
Славы бычок
Затушило о пятку
Кирзовой удачи,

Достало с заначки
Смысл всей жизни
И отхлебнуло
Пару глотков
Любви, не иначе.

Сплюнуло на пол
Слёзы победы,
Подняло пятак,
Оброненный тут же
Жадностью в детстве,

И попылило устало
По тракту добра,
Вжав голову в плечи,
Свой срок отбывать
В заброшенном месте.

А Ненависть глянула,
Пожала плечами
И с Гордостью выпила
Горького бренди
За бедное Счастье.

Несчастье икнуло,
Поставило беды на нечет,
И – вновь повезло –
В почёте и чести
Одно лишь Несчастье.

Я хотел бы взорваться газом
В коммуналке умершей совести.
Да, чтоб сразу и всю заразу,
А не главами скучной повести.

Как хотелось бы стать нейтронной
В пролетающем мимо нейтрино,
С высшей миссией, благородной,
Забирать лишь необоримых.

В первый раз захотелось стать роком,
Справедливость сжимая в ладонях,
И карать безнаказанно, с проком
Тех, кто лучшее слабостью понял.

Я – вулкан, что взовьётся кометой,
Когда выйдет срок беззаконных,
Стал отныне новым заветом
Для всех чистых нормальнорождённых.

Только всё это было когда-то.
Не однажды, не в этой вселенной:
Всё взрывалось огнём благодатным,
Называясь богом нетленным,

Но его покупали, и снова
Беззаконие живо творилось…
Как взорваться так, чтобы слово
Чистоты и Любви воцарилось?

Замок древний на холме,
Ров с убийцами под ним;
Солнце юга в вышине,
Замком этим я храним.
Выходил я из ворот,
На мосту стоял всю ночь;
Звёзды, сделав оборот,
Не желали мне помочь.

На мосту стою один, задумавшись,
И смотрю, как ночь вокруг черна;
Стены Бытия горят, разрушившись,
И змея печали мне верна.

Но с небес эбеновых спустился
Белый-белый ангел предо мной,
Мрак хотел прогнать его, сгустился,
Ангел покачал лишь головой.

Говорит: пришёл к тебе я с просьбой:
Тьму печалей разгони вокруг,
С миром в одиночку просто брось бой,
Ты себе – последний в жизни друг.

Отвечаю: жил я одиноко,
Никому не ворог и не брат,
Мысли проникают однобоко
Через щелку перекрытых врат.

И сказал, что сам не понимаю,
Для чего витаю в пустоте,
Небеса который год пытаю:
Где же смысл в этой высоте?

Ангел ухмыльнулся, скинул маску
С чёрного-пречёрного лица,
Ада не со слов познал он ласку,
А в глазах – усталость мертвеца.

Говорит: к тебе я послан адом;
Недоволен жизнью Люцифер:
То ли ты противник, то ли рядом,
Человек не может быть двух вер.