Александр Беляев - Краски заката. Стихи, поэмы

Все терзают две вечные темы,
Ножевые, как ложе Прокруста:
В теле дух не решает проблемы,
А с желаньями в Рай не пропустят.

Мой журавлик, лучик солнца,
Я не злыдень, не пропойца,
Не маньяк, что девок ищет
На духовном пепелище.

Я не трагик и не комик,
Не отчаянный паломник,
Просто на излете жизни
Захотелось нот трагизма.

Захотелось стать крылатым —
Получилось пошловато,
Захотел блеснуть гротеском —
Не прошло, как прежде, с блеском.

В шестьдесят – свои законы,
Не безумствуют гормоны,
Не влекут миры, пространства,
Ждешь тепла и постоянства.

Хоть не вышло стать супругом,
Остаюсь сердечным другом,
Хоть и не надел колечка —
Нет роднее человечка,

Все разыгрываю чинно
Роль брутального мужчины,
А в реалиях поступка
Я давно – хромая утка.
Лишь в одном себе я верен,
Что ни капли не уверен
Ни в таланте, ни в порывах,
Ни в своих императивах.

И, поверь, не смог предвидеть,
Что могу тебя обидеть,
В чем готов просить прощенья
В этом новом обращенье.

Может выгляжу я фатом,
Но стихи не виноваты,
И послал их не со зла я…
Ты прости меня, родная.

Рифмы… ритмы… кружит стайка.
Ты позвал ее? Встречай ка.
Начинается рассказ.
Что ж, погнали, в добрый час.

Что ни день – стихотворенье,
Это ж прямо наважденье,
Но с подобным багажом
Слишком трафик напряжен.

Никуда от них не слиться,
Ни развлечься, ни забыться
В расслаблении святом.
Не поэзия – дурдом.

Сильный дождь прекрасен в меру,
Но когда разверзлись сферы —
Мы в испуге просим – Стоп,
То не ливень, то – потоп!

Может быть в сезон дремотный,
В смысле творчества – пустотный
Я припомню эти дни,
Как небесные огни.

Но сегодня мне не сладко —
Это ж просто лихорадка,
Ум пускается вразнос
Среди кленов и берез.

Вот такая незадача,
Я напуган однозначно,
Ведь ментальный этот шум
Разрушает здравый ум.

И, покуда сердцу биться,
Мне от этого не скрыться,
Божью дудку не купить,
Не подбросить, не пропить.

Я подобного подарка
Не припомню с дней инфаркта,
Но сместим слегка акцент:
Не последний ли презент?

Что ж, тогда уйдем красиво,
Грех вести себя спесиво,
Недостойно мудреца
Принимать гостей с торца.

Не скажу, помилуй, Боже,
Что поэзия дороже,
Но не лишне бы узнать:
Все ли я успел сказать?

Падают яблоки в маленьком садике,
Словно живые зеленые градинки.
Лето неспешно к закрытию клонится.
Ночь не кончается, снова бессонница.

В стареньком доме приют одиночества,
Дым сигареты вплетается в творчество…
Скоро рассвет. Птичий крик в отдалении,
Словно и не было майского бдения.

В печке-голландке грибов разносортица.
Гул отдаленной машины уносится.
Вновь тишина, только тикают ходики,
В сердце вбивают короткие гвоздики.

Здесь я при деле, страда предосенняя.
Душно. Во вторник пришло потепление.
Ранних составов слышна отголосица.
Печь остывает и в город не хочется.

В памяти лес и речушка несмелая.
Может быть нынче повылезут белые?
Как там с рыбалкой на илистом бережке?
Надо бы в город, кончаются денежки.

Листья желтеют – предвестие осени.
В небе туманно, не видно ни просини,
Бледный восток с полосой укороченной.
Утро вползает в мирок шестисоточный.

Надо поспать. Сигарета последняя.
Стопочка водки вернет расслабление.
Я ж не алкаш и сто грамм не осудятся…
Все непременно когда-нибудь сбудется.

Я расскажу тебе, мой сын,
Как мне помог мирамистин,
Не фукарцин, не отривин, не називин.
Пусть знает каждый господин,
Он на земле такой один,
Хоть не писал о нем Толстой и Карамзин.

Как благородный паладин,
Я пробирался в Палестин
И получил стрелой раненье ниже спин.
Такой раненье ниже спин
Не заживает в миг один,
О том не знает только бездарь и кретин.

Я капал йод и керосин,
Курил из трубка никотин,
И с отвращением глотал противный хин.
Меня лечили в Палестин
И объявляли карантин,
Но не помог мне ни мулла, ни моэдзин.
Но ты прислал мне, милый сын
Один флакон мирамистин,
И страшный рана затянулась в миг один.
Теперь под пальмой в Палестин
Я в тишине слагаю гимн
О том флаконе, что прислал любезный сын.