Сергей Виноградов - Наследие. Том пятый. 2020

Не своей, а тех, кого нет рядом,

Кто ушёл, быть может, из-за нас…

Мы ведь живы! Что же мы не рады?

…Просто повезло на этот раз!

Теперь моя квартира как тюрьма —

Стены четыре и окно на волю.

Здесь можно всё: сходить, как все, с ума,

Как все ругать себя и свою долю,

А можно попытать и сбежать,

Ведь кроме нас никто здесь нас не держит.

Но я предпочитаю полежать

И просто попытаться быть отверженным,

Отбыть свой срок и вырваться из стен,

Но там за ними вся страна – застенок.

Тогда куда бежать? Да и зачем?

Уж лучше наслаждаться своим пленом.

С утра спешить не надо в магазин

И может подождать теперь работа.

Давай, уйдём навечно в карантин

И превратим наш каждый день в субботу!

Согласен я, но совесть не даёт,

Ей за безделье наше вряд ли платят.

Она от нас совсем другого ждёт —

Насколько нас в безделье нашем хватит.

Десятый день смотрю в своё окно,

А за окном живые ходят люди

И карантин вдруг кончился давно,

Но что-то утром нас никто не будит?..

Иду проторенной дорогой

Уж не один десяток лет,

Вокруг поэтов разных много,

А песен о России нет,

В которых душу разрывала бы

На части истинная грусть

И никогда не забывалась бы

В них неприкаянная Русь.

В которых мы бы ей дарили

К ней бесконечную любовь.

Но мы не то теперь творили —

Много фальшивых фраз и слов

И много клятв пустопорожних

И слишком мало в них души.

А без души жить невозможно,

Ни грех, ни подвиг совершить.

С душою русской не осталось

Теперь поэтов на Руси,

И вместо радости – усталость

От песен пошлых и плохих.

Чем дальше – тем трудней дорога,

Нет сил прорвать весь этот бред —

Поэтов стало слишком много,

А песен настоящих нет…

В монастыри попрятались монахи

За нас, за грешных, молятся с утра…

По городам пустым гуляют страхи

И нет людей сегодня, как вчера…

Мир словно вымер. Только лишь вороны

Галдят на деревах, как и всегда…

На кладбищах команды похоронные

С лопатами снуют туда – сюда…

И мор, и мор, и мор, увы, повсюду,

Ни слёз и ни молитв за упокой…

И выжившим представить будет трудно,

Что был когда-то год у нас такой…

…Пока же остаётся только верить,

Что руку смерти кто-то отведёт,

Что наконец-то выйдем мы за двери,

А там живой, живой ещё, народ!

Старуха-смерть вновь вышла на покос,

Очнувшись от столетней летаргии.

И как сто лет назад пошёл вразнос

Весь мир, хотя мы вроде бы другие.

Мы вроде поумнели, повзрослели,

Сильнее стали вроде бы. Хотя

Всё теми же остались в самом деле,

Баланс души и тела не найдя.

И тело и душа опять в разладе,

И если что, ты, Боже, нас прости

Не для спасения души своей, а ради

Того, что нам не суждено найти.

Бессмертия нет в этом бренном мире,

Бессмертна в нём всегда одна лишь смерть.

И даже те, сидящие в трактире,

Бессмертия не смогут поиметь.

Они сидят весь день в хмельном угаре

И молча пьют, и ждут, когда войдёт

И к ним старуха-смерть. Иль жизнь подарит,

Когда вдруг мимо в этот раз пройдёт.

А что им пьяным? Море – по колено,

И горе им не горе и беда,

Они и завтра выпьют непременно,

И тост произнесут свой, как всегда.

Свой тост за жизнь. Чтоб не было всем сухо

В стаканах их. Глядишь, и пронесёт.

Но если вдруг зайдёт к ним смерть старуха,

То и её никто не обнесёт.

…Нальют по полной. Если пить – до смерти,

Тем более, что рядом смерть сидит.

Поднимут тост за смерть и за бессмертие,

А там, как выйдет. Бог же всех простит!

И друг, и враг – все проверяются бедой,

Где искренность в словах, где пустота,

Кто сам отдаст, кто гонится за мздой,

Когда страшнее смерти простота…

А я по жизни был всегда простак —

Ни преданных друзей, ни злых врагов

Мне не встречалось в жизни, ну, никак,

Среди, как я, таких же простаков.

Без сундуков с богатством и без слуг,

Без дружбы купленной и проданной однажды,

Я в старости своей остался вдруг

Совсем один. Но так ли это важно

Теперь уже – мне и моей душе,

В которой, даже Богу, нету места.

Ведь всё равно окончен путь уже,

И что там дальше, мне не интересно…

Нас проверяет смерть на человечность,

Но зря нас держит жизнь взаперти,