Лаэрт Добровольский - Долговременная огневая… Стихотворения

Раскаты грома бродят по строкам —
Опасным, словно тропы в поле минном:
Ещё строфа – и снова взрыв лавинный
В ночной тиши при чтенье прикаминном,
И снова память бьёт по старикам…

Как знать, на полке выстроившись в ряд.
Блистали бы сегодня раритеты.
Когда бы не в солдатское одеты
Те, что поодаль от других стоят?..

Учебники, прочитанные мной.
Усваивались поздно или рано.
Но тот, что называется войной.
Осмысливал я по отцовским ранам.

По надписям, кричавшим со стены.
Меня и мать пугавшим ежечасно:
«При артобстреле сторона опасна».
Читали мы в учебнике войны.

Была ли где спокойной сторона.
Когда на каждой раме – белый пластырь,
А по проулкам бродит смерть, как пастырь,
И новых жертв бормочет имена…

Учебники, прочитанные мной.
Дышали созиданьем и свободой —
Но варварству и смерти был в угоду
Учебник, называемый войной…

Учебник, называемый войной…
Я проходил последнюю страницу
По лицам тех – стремившихся в столицу.
Мечтавших ниц повергнуть город мой;

Я помню их: вполроста над стеной —
С линейкой, мастерком и ватерпасом
Пленённые герои «высшей расы»
Стояли в пыльных френчах предо мной:

Они латали бреши пустырей —
Песок с цементом был намешан густо..
Пленённые потомки Заратустры
Ковали возвращение на Рейн…

Учебники, прочитанные мной.
Стареют, как и всё стареет в мире.
Но сталью может зазвучать и лира
И прозвучать набатом над войной.

На полу – полей квадратики:
Там – чужие, здесь – свои…
Оловянные солдатики…
Настоящие бои…

Залпы гаубиц победные
Через миг решат исход:
Отлетают гильзы медные
Под кровать и под комод.

Отлетают гильзы медные
Под комод и под кровать…
Ах, под возгласы победные
Так обидно умирать.

Знаменосец ранен в голову.
Древко падает из рук,
И понятно даже олову —
Смерть незримая вокруг.

Сколько их, сложивших голову…
Пересчитывать – не счесть…
Разукрашенное олово
И кладбищенская жесть…

За игрой воображения
Мой отец следит, как бог.
Подступив к полям сражения
Костылями на порог.

Так быстро дни летят за днями,
А всё забыть я не могу:
Стихией вырванный с корнями.
Лежал сосняк на берегу.

Горел закат над полем брани —
Событий горестных причал
Весь искорёжен, весь изранен.
Неузнаваемый, молчал.

А там, за мёртвыми стволами.
Не отводя от павших взор.
Стоял, не сломленный ветрами.
Спасённый бор.

Ещё мы здесь… Сквозь стёкла старых
рам
Привычной жизни проникают звуки
Начала дня арпеджио и гамм —
Все эти лязги, скрежеты и стуки.

Мы здесь… Но те – глядят с высоких стен,
с портретов охраняя дух жилища —
В борьбе мировоззренческих систем
Они ушли, а мы всё так же ищем

Прямой Ответ на Основной Вопрос,
Нам жизни нет без этого ответа —
Двадцатый век, как видно, не дорос,
А двадцать первый – как тоннель без
света;

Но, чуть заметён, в нём мерцает свет
И наша жизнь его мерцаньем длится:
Из прошлого немеркнущий Завет —
С высоких стен взыскующие лица.

Упираясь лучами в щербатую ленту бетона.
Солнце вставало над Волгой из-за Костромы;
Юрьевецкая пристань изгибом дуги камертона
Над волнами дремала в оправе лесной бахромы.

Солнце взглядом по дамбе скользнуло
невольно – и словно
Взгляд его зацепился за острые кромки камней.
Выдававших и видом, и сутью своей безусловно.
Что взросли они, вспоены соком
военных корней.

И Светило припомнило: – Я уже видело эти
Островерхие камни; как чирья на коже земной.
Прорастали они на цветущей и юной планете —
На прекрасной планете, пока ещё лишь на одной.

Невозможно понять, что же там, на Земле,
происходит:
Я слежу за телами, летящими вместе со мной.
Но чудовищ стальных, как на этой Земле,
не находит
Растревоженный взгляд, продираясь сквозь
космос немой.