Лаэрт Добровольский - Долговременная огневая… Стихотворения

Не кирпичной пылью красной
Здесь упитана земля,
Речью гневной, речью страстной
Расшумелись тополя,

Прислонившись кроной к кроне,
Словно в сговоре каком,
Или в тайной обороне
Ожидая бой с врагом.

У божественной святыни
Взор свободней и смелей,
Чем у выступившей ныне
Строчке блуда на стене.

Как в насмешку дням кровавым.
Отлетевшим в даль времён.
На стене ПОБЕДА KNAUF
Голубым горит огнём.

Не зелёным и не красным.
Никаким другим-иным:
Мирно-ласковым, прекрасным.
Безмятежно-голубым…

Я – и KNAUF. Третий – лишний..
Я – и надпись на стене…
Говорят, сегодня Ницше
Поднимается в цене…

Одичало ржавым ворсом
Травы с небом не в ладу.
Атакуемый вопросом.
Безответен, я иду.

А вопрос толкает драться
Или – в лестничный проём:
Как же так паскудно, братцы.
Мы Победу продаём?

Звуки траурного марша
Над могилами звучат.
Кирпичи, как пачки фарша,
В штабелях кровоточат.

Над Ижорой, по-над речкой
До сих пор руин не счесть…
Речь немецкая овечкой
Ходит нашу травку есть.

Щиплет травку вроде боком.
Сознавая, что в гостях —
Но пощипывает током
Дом, стоящий на костях:

В двадцати шагах отсюда
Спит Ижорский батальон,
И сигналит, словно зуммер,
Неистлевший медальон.

Медальонам счёт неведом?
Похоронкам счёт забыт?
В сочетании с Победой
Вводит KNAUF новый быт?..

В подворотне лает Жучка.
По реке плывёт топор.
В переводе KNAUF – «ручка»
Означало с давних пор…

Помнит горькое Победа,
Не укроет никуда —
Расстреляли людоеда
Здесь, на улице Труда…

Исстрадались в горе вдовы.
Смотрят в прошлое, назад.
Где ни дня без крови новой
Не держался сущий ад.

В царстве скверны и бедлама
Лишь осталось – позови! —
Стать прислугой в храме Хама
Храма KNAUF-на-Крови…

Не случайно веет кровью
С наступающей грозой…
Ветеран поводит бровью —
Совладать бы со слезой…

Кто печаль его измерит.
Кто узнаёт по глазам?
Эх, Москва слезам не верит.
Питер верит ли слезам?!.

Имя Твоё в Интернете искать ли
ночами напрасно? —
В стоге душистого сена, где клевер,
люпин и ромашки
Корпоративно, подобно наградам —
за гробом – на красном
Миссию выполнить смогут уже
без промашки.
Там ли иголку искать, что внезапно
пронзит и беспечно
Сердце приколет в коллекции
к бархату неба…
В стоге созвездий искать ли тебя.
Неизвестный Навечно,
Где так заманчиво млечность
течёт в бесконечность?..

«Бронзовея, прямые, как совесть.
Смотрят старые сосны в закат»;
Каждый день – как отдельная повесть.
Каждый ствол – как отдельный солдат:

Знает место своё в обороне.
Прочен в деле, не резов в речах.
Серебрятся могучие кроны.
Утопая в закатных лучах.

Жала пуль и осколков в древесных
До поры затаились телах.
Что же ныне в ряды неуместных
Встали речи о ратных делах?..

Бередят засмолённые раны
Отнимая покой по ночам
И скрипят старики-ветераны.
Не спеша обращаться к врачам.

Что теперь о свинцовых привесках,
О довесках осколков стальных —
Бьётся новое время в подлесках.
Как в истерике, в ритмах шальных.

То ли хмари болотной завеса.
То ли мозглый холодный туман.
Обнимает подножие леса.
Наводя на деревья дурман…

Только в кронах всё резче суровость
Их судьбы позади перекат…
«Бронзовея, прямые, как совесть.
Смотрят старые сосны в закат».

На себя взглянуть издалека.
На себя сегодняшнего, вдруг
Призрачность блокадного пайка
Вспомнить полукружиями губ.

На себя взглянуть со стороны
И услышать сердцем позывной
Вечно нестареюшей страны —
Детства, опалённого войной.

На себя взглянуть из той ночи —
В комнате с зашторенным окном
Ты обогревался у свечи
С мыслями о хлебе об одном.