Виктор Мостовой - Сердца кристальные россыпи

Увижу блёстки инея на всём,

Почувствую листвы опавшей шорох.

На астры туман наползал

И дымкой кусты обволакивал.

Стелясь по траве, он не знал,

Что сад свою юность оплакивал.

Я был среди яблонь один,

Всё зная и всё понимая.

Тускнела слеза паутин,

Свои серебринки роняя.

Исходила грусть от яблонь,

Серый день глаза смежил.

Ветер, резкий и расхлябанный,

Сад озябший тормошил.

Дробь дождя студила лбы нам,

Паутин размокла сеть,

И за нашу жизнь рябинам

Приходилось вновь краснеть.

Туман густел и рос, как на дрожжах,

И дрожь брала; а ветер обессилил,

И в ночь авто сигналами басили,

И месяц виден был, как в миражах.

И люди, словно призраки во мгле,

Шарахались, внезапно появляясь;

И, моросью знобящей распыляясь,

Туман устало припадал к земле.

Когда мне жизнь не праздник,

И если тяжело,

Войду я в палисадник,

Где листьев намело.

Он солнцем весь пронизан,

Лучами весь облит,

А ветер веет низом

И листья шевелит.

И ничего не надо,

Лишь этот палисад,

Шуршащая прохлада

И астр лучистый взгляд.

И куда нам было торопиться?

Хорошо лежать на черепице,

На покатой крыше, на сарае.

И большие звёзды нам сияли.

Одногодки, с одного двора мы.

Разве нас могли дозваться мамы?

Тополя взметнулись, как ракеты,

И так близко космос…

Детство, где ты?

Когда гроза истерику закатит,

Во власти тополь ветра и дождя,

А после, мокрый, он блестит в закате,

Щекой листа мне память бередя.

Я вспомню детство: сумрак, предвечерье,

У облаков багровые бока,

И долго я качаюсь на качели,

Не позовут домой меня пока.

Я помню детство: шорохи сирени,

И яблоки срываются в саду,

И вот сажусь к отцу я на колени,

О рыбаке и рыбке сказку жду.

На каштанах свечи оплыли,

Белым воском землю покрыли.

Мне б из мягкого воска фигурки

Детворе на забаву лепить…

Городские мои переулки,

Хорошо в одиночку бродить!

Вспомнил я, как на службе, в казарме

В час, когда батальон крепко спал,

Пел о доле народа Кобзарь мне,

В снах тревожных слезу высекал.

А когда мы шагали на стрельбы,

Стих есенинский душу мне рвал,

И склонялись молитвенно вербы,

И в лесу соловей ликовал.

Мне шахту не судить бы строго,

Умерив беспокойства пыл.

Но лёгкие в её чертогах

Я пылью угольной забил.

От сквозняков тех бесноватых

Порой так скрутит, что Бог весть

Какие выпалишь слова ты,

Когда тебе ни встать, ни сесть.

Томительна жара дневная,

Но после бани – не беда!

С волос, прохладой обдавая,

Стекает струйками вода.

Я расстегну свою рубашку.

Как дышится легко, свежо!

Подсолнух рыжую мордашку

Подставил солнцу – хорошо!

Мозолиста ладонь Донбасса.

Характер крут, но что с того!

Как ни было б, но жизни трасса

Всё ж пролегла через него.

Шагал, я помню, после смены,

Усталость с плеч смахнув небрежно,

И кто такие бизнесмены,

Я знал из фильмов зарубежных.

И я совсем не разбирался

В интригах властвующих кланов,

Я шёл и солнцу улыбался,

Что грело чашечки тюльпанов.

Судьбу не клял, не ныл, не клянчил,

Был полон силы и терпенья.

Теперь же безысходность клячей

Плетётся следом мёртвой тенью.

В суете снежинок вольных

Хорошо – такой покой!

Радуюсь аллее хвойной

В сутолоке городской.

Кто мне город – друг иль недруг?

Весь в заботах люд снуёт.

Отдаю снежинки ветру —

Пусть кварталы занесёт.

Между каменных громадин

Так сильна метели власть!

Вот она, окрепнув за день,

Ночь утюжить принялась.

Надоумил же Бог маму выбрать созвездие Рыбы.

Март душою оттаял, а улицы сырость насытила.

И когда я родился и в мир неожиданно прибыл,

Так орал я, что матушка белого света не взвидела.

И когда я кричал, кто-то выдохнул: «Вот вам и агнец!»

И родня онемела, стояла отчаянно грустная,

И врачи удивлялись, не в силах поставить диагноз:

Было им невдомёк, что при родах ребро моё хрустнуло.

Я никак не пойму, отчего мне припомнилось детство,

Отчего я вздохнул и взъерошил волос серебро.

Помню, что через год умер вождь наш, учитель и деспот,

Я уже не рыдал, и болеть перестало ребро.

Я шёл, а снег сверкал до рези,