Илья Бровтман - Однажды во Франции

Как муха в басне Лафонтена,
Он жил, не ведая забот.
Его поместье в устье Сены
Давало неплохой доход.

Достаточный, чтобы трудиться,
Ища отраду в полотне.
Но дар огромный живописца
Жан-Жак любил топить в вине.

С полотен на него смотрели
Созвездия невинных лиц.
А он утеху на постели
Искал в объятиях блудниц.

Ему, художнику от Бога,
Удел отмерян не простой.
Кому даётся очень много,
С того и спрос совсем другой.

А он, к полудню встав с постели,
И повязав на шею бант,
По ресторанам и борделям
Спешил растрачивать талант.

Порой, пыхтя марихуаной,
Жан-Жак хватает полотно,
И в наркотическом дурмане
Рисует жирное пятно.

Каких полно на вернисаже.
Но он не Сальвадор Дали.
И почему-то до продажи
Его шедевры не дошли.

Охотней купят Афродиту,
Написанную в стили ню.
И лишь художник именитый
Способен продавать мазню.

Он сам бы не рискнул ответить,
Где натюрморт, а где портрет.
И потому картины эти
Не покупали много лет.

Художник в праздности и лени,
В плену пустых никчемных слов,
А также плотских наслаждений,
Кружился в омуте грехов.

Такая жизнь и исполину
Порой не очень по плечу.
Здоровье треснуло как льдина.
Пришлось наведаться к врачу.

По настоянью эскулапа
Он месяц не курил, не пил.
Мешок пилюль, микстур и капель
У фармацевта накупил.

Лекарства, выпив пару литров,
Увидел снова белый свет.
Достал этюдник и палитру,
Подрамник, кисти и мольберт.

Когда с очередной картиной
В салон наведался Жан-Жак,
Ему сказали в магазине,
Что приходил один чудак.

Его картины покупая,
Чудак спросил: – ведь говорят,
Когда художник умирает,
Цена их вырастет стократ?

Вниманье, не придав рассказу,
Обрадованно взяв доход,
Он в ресторан, явился сразу,
Решив отпраздновать Джек-пот.

Жан-Жак доволен несказанно,
Что творчество его в цене.
Вновь в кабаре и ресторанах
Он ищет истину в вине.

Опять потрачено немало
На женщин и на алкоголь.
Болезнь надолго не отстала.
К Жан-Жаку вновь вернулась боль.

Недомогание и боли
Опять испытывает он.
Забыв про праздность и застолье,
К врачу приходит на приём.

Он в кресле, лампа ярко светит.
И видит, словно в дивном сне,
У эскулапа в кабинете
Свои картины на стене.

Теперь нелепые вопросы,
Уже не смотрятся как вздор.
Красноречивее не просто
Ему поведать приговор.

Он болен, смерть не за горами.
Идёт Жан-Жак, не чуя ног.
К чему теперь вино и дамы,
Когда пора подбить итог.

На что он свой талант растратил,
Крутя Фортуны колесо?
Дурман, продажные объятья.
Он вспомнил Пабло Пикассо.

Как тот сказал в зените славы,
Своим друзьям на склоне лет,
Что толстосумам на забаву
Сменил талант на звон монет.

Со временем, шагая в ногу,
Свои шедевры, не любя,
К почёту протоптал дорогу,
При этом потеряв себя.

Теперь пришло Жан-Жаку время,
Понять, почуяв жизни край,
Что, не засыпав в землю семя,
Увидишь, вряд ли урожай.

Всю жизнь парил под облаками.
А что он видел на пути?
Старик душой, хотя годами
Не разменял и тридцати.

Он должен написать картину
Под стать великим мастерам.
Ныряя в вечности пучину,
Вложить в неё весь свой талант.

Для патриота Орлеана,
Прекрасней не найти сюжет,
Чем подвиги Великой Жанны,
В неполных восемнадцать лет.

Не размышляя о кончине,
Жан-Жак слабеющей рукой,
Писал великую картину,
Не покидая мастерской.

Откуда только взялись силы?
Назло невзгодам и беде,
Писал, пока засеребрилось
На голове, и в бороде.

Охвачена огнём девица.
Немало лет прошло с тех пор,
Как на холсте у живописца
Под нею был зажжён костёр.

В очах её играет пламя.
Толпа от ужаса кричит.
Под взглядом девы Орлеана
Дрожат от страха палачи.