Дмитрий Гавриленко - Развилка. Поэмы и были

Есть святая святых – есть святые дороги,
Даже буквы в названиях сумрачных строги.
Неотмирность возвысила их и хранит,
Опершись на холодный, но вовсе не вечный гранит.
Этот памятник – здешний и рос на глазах у народа,
Он от мира сего, и дворянская честь – в нём порода.
Свой для площади, свой для пространной страны,
Много лет без войны простоял у небесной спины.
Почему же взорвали у бронзовых ног тишину?
Почему объявили повторно поэту войну?
Он стоит равнодушно-спокойный на вид,
Вход в метро для него – погруженье в Аид.
Запах тлена скрывается запахом дыма,
Чья-то ненависть к людям вонюча, едка, нелюдима,
Застилает глаза, разрастается вширь без помех,
А поэт-тайновидец смотрел в тот момент глубже всех.
Он увидел и трупы, и чистую кровь, что засохла,
Вперемешку валялись кровавые камни и стёкла.
В развороченном и покорёженном слое
Притаилось всё дикое, тёмное, злое.
Всё, что было геройством в умерших веках,
Обернулось простой сединой на висках.
Генералы, и маршалы, и президенты!
Ваши подвиги рьяные беспрецедентны,
Ваши площади, улицы, лица чисты —
Не нужны здесь придирчивые блокпосты,
Батальоны, дивизии, роты, полки,
Автоматы, винтовки, к винтовкам штыки.
Беззащитен всегда только тот, кто поэт,
Лишь открытому сердцу спасения нет!
Был однажды убит – он на площади встал,
Не податливый воск, а надёжный металл.
Но поэт – это челяди цепкой укор,
Это ливень, счищающий с истины сор.
Он – упрёк проходимцам, погрязшим в крови,
И великим безликим, что лживы в любви.
Где же кров твой, поэт? Без постели кровать…
Не её ли пытались убийцы взорвать?

Дом двенадцать – не поэма, не творенье Блока,
Светлый он – не чёрный и не белый,
И компьютера недремлющее око
Охраняет школьный мир осиротелый.
Из него в большую жизнь сейчас уходят
Старшеклассники, всех старше и мудрее;
Дом двенадцать – удивительные годы,
Не спешите позабыть их поскорее.
Не спешите… Оглянитесь на Садовом:
Вашу школу скрыли здания другие,
Но всегда за незнакомым новым словом
Скрыты старые, безмерно дорогие.
Не забудьте! Их сказали вам однажды
Дочь Ивана, Александра, Николая,
Но воспринял их душой и сердцем каждый,
Счастья всем своим наставникам желая.
Ну а больше всех на свете в целом мире
Сами вы теперь нуждаетесь в удаче.
Вам учиться, вам работать, вам все шире
Мир освоить виртуальный – не иначе.
Утро жизни всё ж не то, что жизни вечер.
В нём таится клад сокровищ и чудес.
Вы спросите: «Где надежда и опора?». Я отвечу:
«Здесь девчата. Здесь Трофимова и Новикова здесь».
Счастлив тот, кто свой талант нигде не прятал,
Шёл вперёд, не опуская руки вниз.
Вы спросите: «Где надежда и опора?».
«Здесь ребята:
Селезнёв Марат и Старченко Денис».
Утро жизни всё ж не то, что жизни вечер.
Есть исток у самой маленькой реки.
Вы спросите: «Гордость школы?». Я отвечу:
«Гордость школы – все её выпускники!».
Талисман от неспокойной непогоды,
Альма-матер, и тепло, уют гнезда.
Дом двенадцать. Ученические годы
Пусть пребудут вместе с вами навсегда!

Дебрянск, затерявшийся в дебрях веков,
Имел от природы охранников,
И каждый был к небу и солнцу влеком
Той силой, что знает заранее,
Как лучше устроить земные дела
И соотнести их с небесными.
Здесь чаща густая дышала, цвела
Пчелиной духмяною песнею.
Дубрава надёжностью дикой своей
Дарила и крепь, и уверенность,
С утра заливался вовсю соловей —
Солист, глухоманью проверенный.
Нечасто бывает в лесах уголок,
Где подступы – словно зашитые
И плещутся вдоль, и бегут поперёк
Кормилицы-реки, защитницы.
Десна поражала своей шириной,
Болва удивляла течением:
Ей скучно под солнцем славянским одной —
Отсюда к сестрице влечение.
Слились в полноводном потоке они,
Сверкая от радости золотом.
Не диво, что рядом вспорхнули огни
Кургана под небом распоротым.
На ярко-зелёной вершине его
Сошлись рыболовы, охотники.
Места показались им больше всего
Для жизни оседлой пригодными.
Так Чашка возникла вверху и вдали,
Главу вознеся над окрестностью.
Внутри сердцевина дебрянской земли
Восстала бревенчатой крепостью.
В Десне изобилие щук и сомов,
Чащобы с медведями, зубрами.
Тут светлое царство природы самой,
Людьми со старанием убранной.
Не зря обустроенный, рослый курган
Прославлен торговлей, ремёслами.
К умытым прозрачной водой берегам
Насады причалили с вёслами.
Причалы прокладывать стали пути
С языческих мест в христианские,
А волей-неволей с креста не сойти —
Расширили крестное странствие.
Природная насыпь была высока,
Её дополняли искусственной.
Опорой одна и другая река
Служили запоров искуснее.
И Чашка жила, опоясана рвом
Широким, а глубь – трёхметровая.
С неё погляди: распростёрлась кругом
Вся местность лесная, здоровая.
Таких городищ поискать – не найдёшь
В минувшего тёмных урочищах,
Как будто идёт нескончаемый дождь,
Размывший века среди прочего,
Как будто у предков гостюешь сейчас,
Что долгой стезёю протопали
Над зарослями за какой-нибудь час
И в тот же момент – над эпохами.