Пётр Мамонов - На плотной земле. Стихотворения

Погасшее солнце в стеклянном окошке
блестит, как вода. Серый мох на стене.
Уставшие за день тропинки-дорожки,
сирень, наклонившая ветку во сне.

Короткая ночь, тишины разговоры,
туман у реки и пролеты мостов.
Чуть влажные травы неслышно, как воры,
сошедшие вниз с перегретых лугов.

Неспящий июнь, ты проходишь по селам,
в пыли оставляя сырые следы;
ты все еще хочешь казаться веселым
в холодном и утреннем свете звезды.

И взлетает голубая,
Синим пламенем играя,
Трепетная и немая
Золотая песня рук.

Рук, которых ты не слышишь
В темноте ночной и плотной.
Рук, которые качаясь,
Застывают в высоте.

Бывает так, что ты забываешь,
где ты живешь.
И тишина вдруг внутри пустая
и не поймешь,
Зачем деревья стоят без листьев
чего-то ждут.
Уныло ветки у них повисли
и скручен в жгут
Их ствол корявый и безразличный,
что столько лет
Живет шершаво и неприлично —
живой скелет.
Домов усталых распухли окна
от перемен.
А по фасадам, по стенам блеклым —
квадраты вен.
Лежишь в кровати иль ходишь где-то,
не все ль равно?
Все то же небо, дождем раздето
и так давно
Не светит солнце, не видно выси,
да и зачем?
Все те же дали, все те же близи,
все прах и тлен.
Но, верь, проходят часы-минуты
и грянет день,
Когда желанья в тебе разуты,
когда не лень
Глядеть на сосны, в реке купаясь,
и налегке,
Ненужных тряпок не надевая,
лежать в песке.
Живи и помни, где ты родился
и где твой дом.
Ты – мир, ты – воздух, ты проявился
и босиком
Ступил на землю свежо и ново
и на песке
Следы оставишь.

Весна не делится
и свет не жжет напрасно,
и не роняет капли на карниз.

Она и так
все высветила ясно
и «верх» похож на «низ».

Солнце садилось…
Лучи поднимали в воздух пылинки
с тропинки багровой.
Из дома позвали:
«Владимир Владимирыч,» – мальчика
с ласковым именем Вова.

Солнца сухой блеск на перилах,
Солнца хлыст по лицу дня.
Улица чириканьем оперилась,
Бликами щерятся крыш края.

Тает все кругом течет и крошится,
Даже пуговица пальто и та – на ниточке,
Снег крышам уже не ноша – ношица,
Окна радугами исписаны, как открыточки.

Это весна ножницами режет неба ткань.
Это она вскочила и выбежала в такую рань.

Блестит весна в водяной капле,
Будто капля единственный алмаз в короне.
Дырявит за окнами снежную паклю,
Заглядывает в комнату, стоит на балконе.

Всюду успела,

Всех обняла.

Налетела

И понесла…

Набросилась скука и потащила.
Муха жужжала, билась, билась
За оконным стеклом.
И умерла. Сдохла. Лапками вверх.
Я окончательно глохну от весенних сверхмер.
Кто весну разрешает?

Я помню, как, пытаясь плакать,
Тек вечер в улочках пустых,
Губами впитывая мякоть
Снегов вишнево-голубых.

Над ним мерцающим сияньем
Висела спелая звезда,
Замерзшей каплей расстоянья,
Как неупавшая слеза.

А где-то рядом, так знакомо,
В груди щербатых кирпичей
Слюнявил темные проемы
Лиловый отблеск фонарей.

Жизнь безнадежную предметов,
безденежье и рыхлость сил,
бумаги лист, перо поэта —
Ты дал мне все, что я просил.

Нет никого в городах отдыхающих,
пыльные улицы ветер подмел
и за домами погасло пожарище
шумного лета, и полдень отцвел.

Велосипеды следов не оставили
после дождя посредине двора,
в парке пустом на коричневом гравии
тень от решетки лежит до утра.

Старая женщина хлебными корками
утром не кормит слетевшихся птиц,
в окнах напротив за синими шторками
больше не видно смеющихся лиц.

Толко вода где-то вянет осенняя,
толко сады влажно тянутся в ночь,
толко трава холодов дуновения
ждет, и никто ей не в силах помочь.