Владимир Алексеев - Заповедное

Затуманена временем новым
Заповедная Русская речь.
Не греметь богатырским подковам,
От поганых души не стеречь.

Серый камень на древнем распутье
В юрких ящерках солнцем нагрет,
Но словес стародавних лоскутья —
Словно сирых юродивых бред.

Поистёрлись все юсы и яти,
Не до ижицы нашим умам.
Почерневшие вехи распятий
Обнимают невидимый храм:

В нём стояли столпы поколений,
А теперь одинокие мы
Разгадаем ли, что прикровенней
Ослеплённой неведеньем тьмы?

Распознаем ли прежний наощупь
Невозвратно оставленный путь,
Что ругали, как пьяный извозчик:
Хоть куда б, хоть к кому б,
да свернуть! —

То челом во французские букли,
То огузком в английский сюртук.
Ясный праздник меняли на будни,
Внятность слов на неведомый звук.

Нам прозреть ли из офисных тканей,
Спеленают, – перечь – не перечь, —
До перстнёвой серебряной скани
Всыновления в отчую речь,

Облачившись в парчовую купность
И сафьянами ноги обув,
Словно бабочка в кокон окуклясь
Из славянских незнаемых букв?

Расскажи мне под хлеб да квас,
Есть ли будущее у нас?
Есть ли там, где грядёт восход,
Счастье-радость не для господ?

Для того, кто угрюм и нищ
Не столом, не теплом жилищ,
Правду-истину говоря —
Оскудением словаря.

Если Слово в тебе – ты жив,
Даже если точат ножи,
Даже если калят гвоздки
Для ноги твоей и руки.

Если слово в тебе – ты прям
На краю у расстрельных ям,
И в глазницы Смерти самой
Смотришь ясно, ровесник мой.

Но согну́т – если с буквой «ять»
Слово «Вера» им дашь отнять,
Если втопчут в месиво нег
Имя твёрдое: «Человек»!

Поймали на удицу сладкой льсти,
То скидок шальных,
то щедрых кэшбэков.
Открой-ка обложку свою, прочти:
А что там осталось от человеков?

О чём твоя радость, твоя печаль,
Твоё упование и моленье?
Сгорает без дыма в годах-печах
Моё одичалое поколенье.

Есть слово для мира и для войны.
Есть книга-душа, есть книга-оплошка:
А где же страницы? Все сожжены,
Осталась лишь сумрачная обложка.

Избегайте врагов и долгов,
Полня сердце весёлым и ясным.
Пантеон наших новых богов
Не уступит египетским басням.

Только каждый грешок – это волк,
Что таится от глаз зверолова.
И взыскует со временем долг
Даже вскользь обронённое слово.

Что ты передашь своей жене,
Вверишь другу и оставишь детям?
Только слово – твёрдое вполне
Отвечанье всем тысячелетьям.

Всё истлеет: мрамор и парча,
Чешуя змеи, перо голубки,
Острие булатного меча,
В перстне яд и брага в пенном кубке.

Станет всё ничем. Оно одно —
Посох, хлеб и песня на дорогу,
Потому что слово рождено
Человеком по подобью Богу.

Мы не вечны, близок наш черёд
Стёртым быть у Смерти под пятою,
Только слово наше не умрёт,
Лишь бы слово было не пустое.

Прежде чем поминать – понимать,
Для чего и кому это нужно…
Это – неба и пажити дружба:
Имена, имена, имена…

Поминанье до боли в висках
Незабытых и всех позабытых,
Опочивших светло, и убитых,
И зарытых в безвестных ровках.

Сколько свечек горит у Креста!
В каждом пламени – та же молитва.
И старушка всё ждёт: «А мои-то?..» —
Возгласят ли их имя уста?

Возгласят – не диакон, так тот,
Что в крестах ораря пламенеет:
Даже если весь клир онемеет,
Поминание к небу прильнёт —

И, пускай мы не этого ждём,
Тех молитва, что вывел наш почерк —
Наших душ иссушённую почву
Оросит благодатным дождём.

Две стороны у Небесного Рая —
Церковь небесная – Церковь земная.