Борис Слуцкий - Я историю излагаю... Книга стихотворений

Ну что ж, подойду, послушаю, о чем толкуют они
какие решенья рубят?
У нас ведь это не любят: падающего подтолкни!
У нас не бьют лежачих и гибнущих не губят.

— Инфаркт, — утверждает женщина. —
Конечно, это инфаркт! —
Она то вздохнет, то ахнет.
— Не факт, — говорит мужчина. —
Конечно, это не факт.
Инфаркты водкой не пахнут.

Покуда все советуются, как бы помочь ему,
покуда я оттачиваю очередную строфу,
уста его произносят невыразимое «мму!»
и вслед за тем выталкивают неизъяснимое «тьфу!»

И все ему сообщают о том, что с утра не пьют.
— Но я именинник сегодня! — он сумрачно
сообщает.
И, вежливо посмеявшись (у нас лежачих не бьют),
ему охотно прощают.

Государство
спирт из хлеба гонит,
водку продает,
пьяницам проходу не дает,
с улицы в подъезды гонит.

Пьяница
работает с утра
и наедине соображает,
скоро ли придет его пора.
На троих потом соображает.

Государство
вытрезвитель строит,
вешает по стенам лозунга,
пропагандою пороки кроет,
заявляет пьянице: «Ага!»

Пьяница
лежит, лежит, лежит,
спит бесповоротно
и во сне бежит, бежит, бежит
от закона в подворотню.

Самохвалы собирают самовары,
Пустозвоны собирают бубенцы.
Даже реки там не зимовали,
где бывали их гонцы.

Церковки, что позабыты веком,
обдирает глупость или спесь.
Галич — весь и Углич — весь,
Север с тундрой и тайгою — весь —
все обобраны с большим успехом.

И палеонтолог не бывал
в розысках существ, давно подохших,
где козла ночами забивал
в ожидании икон
фарцовщик.

Жизнь пошла куда живей.
Как все ныне изменилось.
Что при ликвидации церквей
две копейки килограмм ценилось,
ценят выше крабов и икры
в Лондоне, Париже и Милане.
Изменились правила игры.
Вот откуда пошлое старанье.

Речи так речи,
драму так драму,
но не переча,
всю телепрограмму
смотрят — и в оба,
что бы ни спели,
смотрят до гроба
с самой купели,
сведенья,
так же, как предубеждения,
в веденьи
этого учреждения —
мировоззрения,
мироощущения,
и подозрения,
и сообщения —
что им дикторша скажет,
то им на душу ляжет!
Что сообщат — то обобщат.
Вот оно, счастье,
чем обернулось:
словно бы в чащу
снова вернулось
племя людей.
Пара идей
на двести десять
телодвижений.
Бремя не взвесить
таких достижений.

Ложные классики
ложками
поутру
жрут подлинную, неподдельную, истинную икру,
но почему-то торопятся,
словно за ними гонится
подлинная, неподдельная, истинная конница.

В сущности, времени хватит, чтобы не торопясь
съесть, переварить и снова проголодаться
и зажевать по две порции той же икры опять —
если не верить слухам и панике не поддаться.

Но только ложноклассики верят в ложноклассицизм,
верят, что наказуется каждое преступление,
и все энергичнее, и все исступленнее
ковыряют ложками кушанье блюдечек из.

В сущности, времени хватит детям их детей,
а икры достанет и поварам и слугам,
и только ложные классики
робко и без затей
верят,
что будет воздано каждому по заслугам.

Смолоду и сдуру —
Мучились и гибли.
Зрелость это — сдула.
Годы это — сшибли.

Смолоду и сослепу
Тыкались щенками.
А теперь-то? После-то?
С битыми щеками?

А теперь-то, нам-то
Гибнуть вовсе скушно.
Надо, значит — надо.
Нужно, значит — нужно.

И толчется совесть,
Словно кровь под кожей,
В зрелость или в псовость.
Как они похожи.

Вырабатывалась мораль
в том же самом цеху: ширпотреба,
и какая далекая даль
пролегала от цеха до неба!

Вырабатывалась она,
словно кофточка: очень быстро,
словно новый букет вина
по приказу того же министра.

Как вино: прокисла уже,
словно кофточка: проносилась,
и на очередном рубеже
ту мораль вывозят на силос.

Хвалить или молчать!
Ругать ни в коем разе.
Хвалить через печать,
похваливать в приказе,
хвалить в кругу семьи,
знакомому и другу,
повесить орден
и пожать душевно руку.
Отметить, поощрить,
заметить об удачах.
При этом заострить
вниманье на задачах,
на нерешенном,
на какой-нибудь детали.