Людмила Сидорова - Пушкин – Тайная любовь

Заказывая эту тему, Чарский, кажется, на самом деле вовсе не готов слушать импровизацию на нее, почему сразу же, как она выпала, пошел было на попятную. «Мне кажется, однако, – обратился он к артисту , – что предмет немного затруднителен… не выберете ли вы другого?..» Но останавливать выступающего было поздно – неотвратимая, как жизнь, она уже начиналась: «… импровизатор чувствовал приближение бога…» (VII, 273–274)

Описания самой импровизации на тему Клеопатры и ее любовников в пушкинских черновиках нет. Его артист-итальянец успевает высказаться лишь перед самим Чарским на тему «Поэт сам избирает предметы для своих песен»:

Как видим, здесь – только тонкий намек на отношения с Екатериной. И то – в «перевернутом» виде: в жизни именно «арап»-Пушкин любит свою пытавшуюся самостоятельно удавиться лишь косвенно по его вине Дездемону-Бакунину. По-настоящему же финал у его «незавершенки» остается многозначительно открытым. Как, впрочем, и в стихах о Клеопатре, которые в качестве импровизации героя повестушки публикаторы пушкинских произведений, начиная с посмертного собрания сочинений поэта, помещают в ее тексте уже по традиции.

В чем пагуба импровизации о Клеопатре для поэта Чарского – по сути, самого Пушкина? В том, что ему страшно из чужих уст – как бы от имени Бога – услышать собственный еще в молодости едва не лишивший его жизни жребий. Как бы перечувствовать шаг за шагом свою тогдашнюю реакцию на слезы возмущения и категорический отказ от его руки и сердца его возлюбленной Бакуниной. Ведь за этим ее отказом начиналась череда его дерзких, влекущих пагубные для него самого последствия поступков.

Не будь того бакунинского отказа, он не пошел бы на поводу у Софьи Вельо и не сделался бы даже косвенно причастным к смерти ее сестры Жозефины. Не старался бы клин светских сплетен о его вине в гибели Жозефины вышибать клином участия в революционной деятельности – дразнить царя распространением своей оды «Вольность». Не был бы сослан на юг и не оказался бы в скопище будущих декабристов. Не вступил бы в масонскую ложу «Овидий». Не просидел бы безвылазно свыше двух лет в опале в глухой псковской деревушке…

Кто знает, какие еще неприятности сулит ему так неудачно начавшаяся его сознательная личная жизнь? Если верить предсказанию приезжавшей в годы его молодости в Петербург гадалки Анны Кирхгоф, то конец цепочки его жизненных нестроений – гибель в 37-летнем возрасте через жену. А ведь уже столько лет он считает и даже именует себя в своей дневниковой графике настоящим мужем Екатерины Бакуниной и самыми разными доступными ему средствами стремится легализовать, воплотить в жизнь свой виртуальный с нею брак.

Его стихи о продающей свою любовь ценою жизни царице Клеопатре на самом деле – о точке отсчета всех его несчастий – звучат так:

К 1828 году прототипы обеих пушкинских Клеопатр по жизни поднакопили уже «авантюр». Не смея осуждать за всего пару-тройку неудачных любовных историй Екатерину («сердцу девы нет закона»), судьбу которой в самом ее начале подпортил сам, Пушкин в стихах как бы «совмещает» ее с ее антиподом – «вавилонской блудницей» Анной Керн. К тому времени Анна уже успела перегулять со своим кузеном Алексеем Вульфом, братом Пушкина Левушкой, братом будущего мужа Евпраксии Вульф бароном Полем Вревским, одноклассником Льва и приятелем самого Пушкина Сергеем Соболевским, одноклассником самого Пушкина Алексеем Илличевским…