Александр Андронов - Осень тихая

Сырую осень, летнюю жару
В краю родном приемлем благосклонно.
И нам суровый климат ко двору —
Неприхотлив наш крепкий дух исконно.

Здесь, на земле, холодной и большой,
Столетьями гнездилось наше племя.
Мы – Русские пред миром и душой,
Глядели смело в будущее время.

Боялись нас коварные враги,
В честнóм бою мы равных не имели,
И на своей земле чужой ноги
Мы ни в какие годы не терпели.

Текли века и воск свечей в церквях,
За окнами светало и темнело,
Но крепко меч держали мы в руках,
И много бед над нами просвистело.

Теперь нам снова лихо в мире жить,
Кругом враги, адепты злого бога,
Нам всё трудней достоинство хранить,
И всё сильней в душе у нас тревога.

И безразлично, утро или ночь,
Мороз крещенский, мартовская слякоть —
Настало время Родине помочь,
Не дай нам Бог потом её оплакать!

Холоден мир и хмур,
Жить в ноябре невесело,
Небо клочьями шкур
Над горизонтом свесилось.

А из глубин тоски —
Лето надеждой дальнею,
И на стерне колоски —
Строчкою вышивальною.

Гаснет рябины свет,
Мокнут полей обочины.
В жизни отрады нет,
Холодом озабоченной.

И в паутин серебре
Осень средь веток прячется,
Мелким дождём в ноябре
Голому лесу плачется.

Мы с тобой плывём куда-то
В лёгкой лодке, ночь темна,
Разнотравья ароматы,
А за облаком луна.

Вдруг, играя, осветила
Гладь реки и берега,
Померещилась кобыла
У ближайшего стожка.

Окунёк плеснулся где-то,
Запах дальнего костра…
Показалось, что планета
Отдыхает до утра.

Сена пук, веслу мешая,
Будто здешний водяной,
Зацепился, развеваясь
Бородищею льняной.

А луна опять пропала,
Темнота и тишина…
Ты меня поцеловала,
Ночью летнею пьяна.

Опять волнует память белый снег.
Порой от завываний вьюги млея,
От твоего присутствия хмелея,
Я жил тобой до пустоты апреля,
Тебя в душе храня, как оберег.

А облик твой рождался в небесах,
И жизнь текла позёмкой на бульваре,
Тебя ласкали ветра голоса,
И я уже почти поверил сам
В незримый образ в снежном пеньюаре.

Была самой собой, была зимой.
Ходил я заворожен, заморожен.
Но ты была со мной, была земной
И неземной была безмерно тоже,
Твой образ жил, и снег валил стеной…

Путь на кладбище. Мысли – боль,
Ветер слезу вышибает из глаз.
А ты сам себя убедить позволь,
Будто бы жизнь у тебя удалась.

Просто идёшь навестить родных,
Будто давно уже свыкся с тем,
Что научился ты жить без них,
На этом свете один совсем.

Та же тропинка и те же кусты,
Помню, как летом три года назад
Так же несли неживые цветы
С братом, живой был тогда ещё брат.

Трудно привыкнуть к венкам и крестам,
Памятью живы, память, как свет…
Слышат, пришёл. – Ветерок по кустам.
Только вот брата со мной уже нет.

Когда иссякнут силы быть поэтом,
Когда до прозы жизни упадёшь,
Друзьям не нужно говорить об этом.
С душой остывшей по миру бредёшь.

И ничего не светит и не греет,
И ничего не рвётся, не искрит.
Измученное сердце леденеет,
А за себя уже не мучит стыд.

Всё было раньше, мало что осталось, —
Ты пред собой, как пред иконой, ниц.
И рифмы тяжелеющей усталость,
И холод каменеющих страниц…

Чем дальше от земли,
Тем тяжелей дыханье,
Тем громче сердца стук,
Сильнее звон в ушах.
За облаком, вдали,
Эллады очертанья,
И слышен новый звук —
Поёт моя душа.

Как был тогда я рад
Надеть отцовы крылья!
Подобных не достать,
Красивы и легки.
И воска аромат,
И перьев изобилье,
И на таких летать
Могли хоть дураки.

Пусть далеко пока
Проклятое светило,
Присутствие его
Строптивых жжёт дотла.
И пусть в крови рука,
Далёких предков сила
Всё выше вверх влечёт.
Была, иль не была.

Я бог! К тебе лечу,
Надменное светило.
Пусть в море с высоты
Воск, перья, кровь и пот.
Достать тебя хочу,
Чтоб Землю полюбило.
Я с Солнцем наравне!
Отец меня поймёт…