Коллектив авторов - Зеленый луч №5 (4) 2021

Вовка Г. долго издевался над «Трусовским районом» в тексте, утверждая, что никому на свете нет дела до того, как этот район называется, поскольку всё равно никто, кроме нас, его не видел и не увидит. Я возражала, что Трусовский район как часть пейзажа ничем не хуже Арбата, поскольку и Арбат видели далеко не все, хотя у меня лично там живут родственники и я там неоднократно бывала. В самом деле, почему столичные названия можно запросто включать в список образов художественной литературы, а провинциальные нельзя?

Так вот, полюбовавшись на водонапорную башню – произведение архитектора Миловидова, мы снова, пересекая переулки Косы, шли к Белому Городу. Выходили к площади Ленина – произведению архитектора Ананьева, любопытнейшему месту, пережившему великие перемены ландшафта: когда-то там белело рапой озеро Солонец, потом был выращен Александровский сад, вырубленный впоследствии под стадион; и превратившемуся наконец в центральную площадь города с фонтанами и клумбами.

Ах, как же мы не уставали кружить по старинным улицам: Белогородская, Знаменская, Екатерининская… Мы переходили многочисленные мосты, вспоминая их старые названия: Коммерческий, Красный, Ямгурчеевский. Хан Ямгурчей, ставленник Крымского ханства, довольно бесславно закончил свои дни, бежав от войск князя Юрия Пронского, посланных на Астрахань, которым досталось и всё ханское имущество, и даже его гарем, – но имя его тем не менее сохранилось в топографии как пример странной избирательности человеческой памяти. И были еще мосты: Армянский, Троицкий, Полицейский… В архитектурных формах хлебозавода мы угадывали черты бывшей Знаменской церкви, а в швейной мастерской – черты бывшей Белой мечети. Наши каблуки то звонко цокали по булыжной мостовой, сохранившейся неподалеку от Татар-базара, то утопали по самые пятки на влажных тропинках вдоль Варвациевского канала.

Но, ясное дело, одними старыми названиями сыт не будешь. А как же легенды и тайны?

Сразу после института Ольга стала работать научным сотрудником в кремле, и кабинет ее находился тогда в центральной апсиде нижнего помещения Успенского собора, отданного в те времена под выставочный зал. И вот однажды пришлось ей задержаться на работе дотемна. Вероятно, что-то случилось с проводкой, не включалась сигнализация. Вызвали они со смотрительницей электрика, стали ждать. В низком помещении, окруженном снаружи галереей, темнело быстро. Снаружи еще было светло, а внутри уже сумрак стоял во всех углах. И стоило Ольге остаться одной, как возникло неприятное, тревожное чувство, что, впрочем, вполне объяснимо в старом соборе. Под полом – гробницы, а по сторонам – старинные наряды, развешанные на манекенах. Тревожное чувство это в конце концов стало настолько острым, что Ольга не выдержала и вышла на галерею.

Что она увидела в сгустившемся вечернем воздухе? Она и сама не могла этого толком объяснить – бесформенное туманное пятно, мгновенно рассеявшееся. Игра воображения? Или все-таки призрак, чье существование наукой хотя и не подтверждено, но и не опровергнуто?

Когда мы стали плотно обсуждать происшедшее, подняв при этом всю антологию кремлевских привидений, Ольга рассказала нам одну странную историю.

У ее отца в те дни пропала некая старая фотография. Может, потом она и обнаружилась среди многочисленных папок и бумаг, не знаю. Просто почему-то именно в те дни она понадобилась зачем-то – и не нашлась. Изображены на ней были двое мужчин и человеческий череп. Одним из изображенных был астраханский поэт и врач Борис Филиппов, а череп был головой грузинского царя – и тоже поэта – Вахтанга VI. История эта уже описана в литературе, мне остается только повториться.

Во время войны в Успенском соборе случайно было разрушено одно из находившихся там захоронений. На всякий случай комендант пригласил для консультации врача выяснить, не опасны ли для здоровья древние останки. Врач, будучи знаком с историей кремля, установил, что погребение принадлежало Вахтангу VI, но тогда это обстоятельство его не слишком взволновало. Напротив, он даже попросил у коменданта разрешения забрать с собой череп для занятий с младшим медперсоналом. Так один поэт приобрел, по случаю, череп другого поэта. Но это было только начало.

Прошли годы, и на душе владельца такой странной реликвии стало неспокойно. К тому времени он уже жил в Москве, далеко от Успенского собора и разрушенного погребения. В конце концов его начала преследовать мысль о своей вине, и даже не перед конкретным мертвецом, но перед всем грузинским народом. И он решил вернуть череп Вахтанга на его родину, в Грузию. Когда всё было согласовано, за черепом должен был заехать – представьте себе – тоже писатель и тоже Вахтанг. Но за несколько дней до его приезда Филиппов скоропостижно умер. Его жена, то есть уже вдова, сказала гостю, что за день до смерти он отнес череп к себе на работу. Но там об этом никто ничего не знал. Так никому и не удалось найти следы пропавшей царской головы.