Александр Левинтов - 6 | Поэтический дневник

не умирает, не сможет погибнуть
тишь красоты, красота тишины,
и я никогда этот мир не покину,
и я растворюсь в эти дивные сны…

это красок разномастье,
эти томные туманы,
в небе птичьи караваны
из несчастия в ненастье

ходят призраки в тумане
по пустым полям и весям,
по шоссе и тёмным лесом,
как баварские цыгане

это сонное барокко,
двухэтажные усадьбы,
чинная, как после свадьбы,
птиц крикливая морока

под багровые закаты
по пивнушкам-ресторанам,
при свечах и в тарараме
пиво с песнями накатим

на далёкой планете,
где живут только дети,
нет тоски, нет и памяти,
нет и нищих на паперти

есть надежды и радости,
за обедом – лишь сладости,
ни таблеток из горечи,
и все мамы – лишь дочери

спать ложатся – с усталости,
на горшок – лишь по малости,
одеваться не хочется,
нужно только, что можется

и поётся, и пляшется,
всё, что больно, лишь кажется,
и счастливые дети
– на далёкой планете

поверь несуществующим богам,
в их имена, деяния и мысли,
путь к ним, тебе неведомый, исчисли
и будь не здесь, не здешним – только там

пренебреги устоями и благом,
спокойствием, достатком, суетой,
и в ожидании венков и «бис!» не стой,
и никогда не стой под чьим-то флагом

и не ищи признанье и хвалу,
пусть на тебя падут мечи и стены,
пусть рвутся: голос, нервы, вены —
и пусть тебя не будет на балу

толпой легко крушить, казнить и портить —
будь одиноким клёном на ветру,
вались во сны, но только поутру,
и не считай свои стихи как подвиг

снег пошёл за моим окном,
а идёт ли он за твоим?
я тебе позвоню – потом,
а пока давай посидим,
погрустим, повспоминаем
под чаи и под метель
как весёлым звонким маем
нас с тобою срывало с петель
где теперь ты, милая когда-то?
снег сметает память о тебе,
помнишь наши улочки Арбата
и беретку – лихо набекрень?
кто тебя от ветра согревает
в этакую жуткую пургу?
снег к весне, конечно же, растает
только я дождаться не смогу…
почему же мы тогда расстались,
в счастье удержаться не сумели?
имя твоё нежное Наталья
засыпают снежные метели…

отшуршала, опустела осень,
грустно, серо, сумрачно, тоскливо,
ничего не ждём уже, не просим
у небес, беззвучных и дождливых

и себя хороним перед спячкой
долгих, длинных, заунывных дней,
тратя вновь здоровье из заначек
под скулёж вечерний: «брат, налей!»

на последних листьях, им вдогонку
как постскриптум: «разлюби меня!»,
лёд на лужах – призрачный и тонкий
в отблесках проснувшегося дня

«всё пройдёт» – прошло уже, наверно,
ожиданья замерли вдали,
путь мой до пивной или таверны
долог будто время у Дали

летал Шагал,
Малевич малевал,
а я устал,
пока стаканы наливал,
Моне с моноклем
одноглазый,
на пике формы
Пикассо,
и Пазолини тихо пазлы
пасует юному Тассо

Эдгару По
пора по полю
к Сезанну Полю погостить,
Ван Гог Гогену прогугнил:
«Безухов в ус и уши дует:
Винсент влюбляется в абсент»

взошел Платон на плато мысли,
Декарт мне в карты проиграл,
Численко, честолюбец, числа
сложил, умножил, сосчитал

за окном непроглядна зима:
живописно застыла недвижность,
два часа как растаяла тьма,
и сто лет как настала невинность

геометрия снега и снов,
чёткий росчерк деревьев по нотам,
я смотрю сквозь тепло и готов
превратить себя в спутницу Лота

вечность тикает мерно в часах,
стынет чай в нержавеющей кружке,
на ветле старый ворон прокаркал мне шах,
на столе – весь растрёпанный Пушкин

запорошен морозом пейзаж,
кот крадётся за мелкой добычей,
я поймал этот мёртвый кураж
на просторах замёрзших событий

стынут горизонты,
в сумраки одеты,
ветры воют стоны,
я не знаю, где ты

и метёт уныло
по земле сугробной,
пусто и постыло
от тоски огромной