Михаил Сорин - Тот не моряк. В морях мои дороги

Про любовь мы забыли вчера,
Судовые ведь мы номера,
До земли свои чувства храним,
Шигыдым, шигыдым, шигыдым.

Ну а если случается вдруг,
Слышен сердца предательский стук,
Мы в каюте его затаим,
Шигыдым, шигыдым, шигыдым.

Нас начальство с тревогою ждёт:
Сколько «Ельня» хвостов привезёт?
Хватит всем, значит снова в Гольфстрим,
А не то – шигыдым, шигыдым!

Не заграничный вид, так в чём же дело?
Из боевого сделан корабля.
Вложили душу танкера, а тело
Перекроили с мачты до киля.

Я танкер, я танкер особый,
Несут мои трюма опасный груз.
Заправлю я товарищей, и снова
Я пуст, а значит, остаюсь.

Нет на борту ни пушек, ни торпеды,
Зато есть танки, но не на ходу.
Водой и топливом залиты их просветы,
Я, словно донор, вас спасти спешу.

Мои борта изранены в Персидском,
Меня подбить пытались в Дахлаке,
Вся жизнь моя в романтике и риске,
А руль подвластен опытной руке.

Я в пасти был Нью-Йоркского оскала,
Где даже есть, чего не может быть,
И там купить сумели все немало.
Но разве можно Родину купить?

Мой путь всегда опасный и не близкий,
Но я стремлюсь к родному очагу,
«Шексна» спешит домой, в свой порт приписки,
И напевает тихо на бегу.
Припев

Неслышной тенью прячется и снова
Мелькнёт виденьем лёгким на бегу.
Шепнёт на ушко ветерком: Здорово!
Давай тебе работать помогу.

Карамба, маленький Карамба
Все тридцать лет на танкере живёт.
Он по ночам танцует лихо самбу
И вместе с ветром песенки поёт.

Он клапана механикам откроет
И в танк с водой солярочки нальёт,
И на столе у доктора завоет,
И штурманам с прокладкою наврёт.

Во сне придёт к мужчинам незнакомкой,
Лохматой лапой женщин соблазнит,
И в тишине внезапно дверью хлопнет,
Или в обшивке дырку просверлит.

Не хочет он на Север, и за это
Мы по полгода в гавани стоим.
Ему б туда, где постоянно лето,
Где он родился – этот пилигрим.

Крошка сын к отцу пришёл,
И спросила кроха:
– Если в море хорошо,
Значит дома плохо?
– Как сказать тебе, сынок,
Чтобы не обидеть.
Как меня гоняет мать —
Это надо видеть!
Вот с друзьями, например,
Встречусь я с получки —
Мама – «милиционер» —
Мне устроит взбучку.
Грозен мамы твоей вид,
Ой, какое горе!
И когда она ворчит,
Хочется мне в море.
– Чем же в море хорошо? —
Вновь пытает крошка.
– Что там льют «на посошок»,
Дичь дают с картошкой?
Или там один простор,
Неба синь без края,
Мчитесь вы во весь опор,
Как ведёт кривая?
– Где там синь,
Штормов беда,
Волны выше крыши,
И с желудком ерунда:
В нём скребутся «мыши».
В раскоряку под углом
Ползают «братишки»,
Всё летает кувырком,
Мокрые штанишки.
– А в каютах-то уют?
Чистые кровати…
– Тараканы там снуют,
Кстати и некстати.
– А заправки до утра,
Севера сиянье…
– Там ночей теперь пора,
И в глазах мерцанье.
– Пап, романтика, киты,
Чайки на просторе…
– Коль в машине тухнешь ты,
Где увидишь море?
Но когда устанешь ты,
Отдохнуть придётся,
Вот тогда придут цветы,
И душа взорвётся.
Сходишь в душ, потом чаёк,
Тело негой дышит.
Завывает ветерок —
Кто его услышит?
Там затравят анекдот,
Посмеёмся вместе,
Повара нам – антрекот
Или рыбу в тесте.
Дальше – «видик» про любовь,
Детектив покруче,
И себя почуешь вновь
Мужиком могучим.
Вспомнишь дом, тепло, уют,
Удивишься ссоре.
На земле давно нас ждут,
На фига нам море?

Всюду горы, всюду скалы,
На вершинах снег неталый,
Солнце скаредным лучом
Пробивается с мечом.
Месяц май, а тут сугробы
Прошлогодней, видно, пробы.
На деревьях в дрёме почки,
И мелькнёт минутой ночка,
Остальное время – день,
Вот такая дребедень.
Вереницей вдоль канала
Кораблей стоит немало,
А в названьях, словно муза,
Вся история Союза.
Дремлет «Ленин» – ледокол,
Что поставлен на прикол.
Сорок лет атомоходу —
Это возраст пароходу.
«Кузнецов» – авианосец,
Современный броненосец.
Нам сказали по секрету,
Что он флота «скушал» смету,
Как доест последний рупь,
Так немедля тронет в путь.
Мощь свою покажут НАТО
Наши русские ребята.
За углом, как порнография,
Разместилась Гидрография.
Здесь наш проданный «Визир» —
Бывший Балтики кумир.
У него огромный стаж:
Мозамбик, кубинский пляж.
Умудрённый, боевой,
А сейчас – «кастрат» чужой.
Вот торчат остатки мачт
Тех, кто свой окончил матч.
Не война, а перестройка
Превратила их в помойку.
Корабли – позор стране,
Путь закончили на дне.
За углом, лаская взгляд,
На горе дома стоят.
Это Мурманск, град-герой,
И сравнимо молодой.
Нет ему и сотни лет,
Он снегами только сед.
Улиц каменных аллеи
Проплывают мимо «Ельни».
И какой-то взвыл моряк:
– Мне бы ласты, – я б в кабак.
Месяц Север, шторм да вьюги,
Там – в тепле сидят подруги.
Добротой глаза горят
И жалеют нас, ребят.
Чтоб не слышать этот бред,
Нас поставили на рейд.
Мы – содружественный Флот,
Нас комиссия… клюёт.
Налетели поутру,
«Ельня» им не по нутру.
Замечаний – сорок пять
Накопали, «твою мать»!
Говорят, им приказали,
Чтоб они нас так трепали.
Влезли, вроде, в их кормушку,
Потревожили «верхушку».
– Ну, – сказал наш капитан, —
Я объездил много стран,
Но такого отношенья
И в Персидском не видал.
Взял «мобильник», пошептал,
Слово тайное сказал…
«Сверху» грянуло такое…
Проверять нас пыл пропал.
Ну а что же экипаж?
Потихоньку входит в раж,
Просят дать им увольненье —
Просто чистый саботаж.
Тут бригада из ОВСИГИ,
Что за нас всем крутит фиги,
Дали катер – и народ,
Обалдев от их щедрот,
Начал в Мурманск выезжать,
Землю ихнюю топтать.
Закупить поесть, попить,
На халяву позвонить.
Пасха тут случись Христова,
Значит, в город ехать снова:
Церковь, служба, освященье,
И к причине угощенье.
Поменяли баксы, плиз,
А потом в кафе, круиз.
В основном-то всё в порядке —
Возвращаются ребятки.
Ну, конечно же, нашлись,
Что сверх нормы набрались.
Правда, все пособирались,
На чужбине не остались.
Оторвались, сняли пенки…
Тут наш танкер ставят к стенке.
Говорят, счастливый случай —
Груз ваш топливный получен.
Поскорей грузите танки
И валите спозаранку.
Ваш Балтийский пароход
Ставит на уши наш Флот.
Мы, конечно, ради Бога —
Ждёт нас дальняя дорога,
А от ваших от щедрот
Морду судорогой ведёт.
Всё, залились до упора
И ушли без разговора.
Будем помнить, мурманчане,
Город ваш и замечанья,
Доброту простого люда,
Майский снег, сугробов груды.