Загадор:
По уму,
лишь пока ни к чему. Что ещё тут случится —
нам не ведома эта интрига. И куда всё ведёт, не понять.
Но куда бы всему ни катиться —
переход в планетарную жизнь
ищем дальше.
И, видать,
надо б быстро.
Это чувство, что надо спешить,
объяснить не могу.
Ко всем средствам запрета на знание,
это – убийство
стрелой. В мире нашем
стрела или меч – это тоже живое создание,
принявшее форму предмета.
Но вопрос – по чьему повеленью? – пока без ответа.
Исабель:
Никуда не сбежать.
Но хотя б заперты мы с возможным решеньем проблемы.
Так, спасая себя, мы изучим тюремные стены.
Что ещё остается?
Загадор:
Нам придётся
пройти через многое множество свитков.
Чтоб найти в них неточность, которая ключ,
нам придется сшивать их невидимой логики ниткой,
а потом обсуждать. Случай
тем тяжелее,
что скудны наши знанья в сравненьи
с объёмом архивов – это капля в потоке.
Исабель:
Да, согласна, это крохи —
такие, что мы понимаем едва, – вот и всё, что дано.
Так с чего начинаем? Есть ли дно
в этих нишах, а стенки у полок?
Бесконечности сена не ва́жны размеры иголок.
Загадор:
Я искал бы неточность, как расхожденье
между тем, что написано, и что достоверно известно.
Пусть, хотя бы в легенде, но повсеместно
во всех её версиях, в непроверенных,
в первых,
совпадает сюжет, но в какой-то окажется разным
в одном выраженье.
Это ключ будет мой.
Ни к чему не привязанный,
очевидный, простой,
как ошибка писца.
Начинаем с древнейших легенд и идём до конца.
Исабель:
Загадор, я увидеть неточности нить
смогу только в том, что я знаю.
А все прочие тексты, увы, лишь погибель —
столько мне не сравнить.
Ты штудируй легенды и сказки, я ж пока пролистаю
писанья религий.
Бард:
Они затихают, словно в трансе —
каждый в своём углу,
окруженные висящими
фрагментами свитков.
Видимая часть кельи сворачивается в круг,
а тьма заволакивает избытки
остального пространства.
I.
Бард:
Утро в поздней фазе.
Туман клубится в ожидании светила.
Дверь в домик. На стоптанных ступенях морось,
на нижней – явные следы от грязи.
Чуть вдалеке – проезжий путь
забит авто. Забывшие про скорость,
они ползут неторопливо.
От сырости дверь в студию перекосило.
Собака гавкает за дверью, подбегая,
как только Гая
тыкает в отверстие замка
ключом,
им шевелит и про себя бормочет,
движенья комкая,
сон краткой ночи,
разгоняя.
Гая:
Какой тут всё же грёбаный замок!
То вдруг прокрутится, а то застрянет в повороте.
Сказать хозяину, чтоб заменил. Когда бы смог.
Пабло:
Полно́те,
сеньорита! Помочь позволь, а то шумишь.
Гая:
А, Пабло, ты с той стороны, напротив
двери, и ты не спишь!
В свой выходной? Ну, открывай мне, чёрт!
(Похоже, ключ подох.)
Или ты пил всю ночь?
Опять за старое, что, голову снесло?
Пабло:
Ну что ты, Гая!
Тут такое произошло!
Как рассказать, с чего начать – не знаю.
А ты-то, что
ко мне в такую рань дверной замок ломаешь?
Концерт здесь твой назначен лишь на вечер?
Гая:
Да заскочила, я тут недалече
сегодня помогаю в одном доме. Но на тебе лица почти что
нет!
Пабло:
Я тут давеча
девушку одну нашёл. Она вот спит ещё. Давай пока потише.
Она – мой ангел.
Гая:
А, женщина и Пабло!
Ну привет!
Вновь крыша
съехала твоя.
О, мой романтик! Ей дам два дня,
ну, может быть, неделю, как разбежитесь.
Нашёл? Признайся – спас от беды?
Ну, просто рыцарь-витязь
какой. Пойди, умойся. Кстати, дай стакан воды.
А лучше нет, поставь кофейник,
всего девятый час, расскажешь всё за кофе.
Пабло:
Да ангел. Ну, быть может, фея —
всё мне внове,
я ничего не понимаю – крылья, кожа.
Про твой концерт – всё есть. Вот стулья, Васька приволок,
складные. И микрофон с динамиком от караоке.
И светомузыка на потолок.
Да на фуршет – пирожных.
Он от тебя, похоже, без ума.
Гая:
Хоть программист, но страсти нам не чужды.
Я и сама не против. Он хороший,
опять-таки и при деньгах, что нужно.
Я вижу, всё с концертом на мази.
Ну, расскажи же мне про ангела и фею,
а то бестактно ляпну что-нибудь про нас – она уйдет. Прости,
ты это хочешь, Пабло?
Читать дальше