Array Антология - Сады и бабочки. Антология помнящих об утраченном Рае. XIX, XX и начало XXI века

Может, так оно и было – в 1987 году… Поразительно, что примерно в это же время рождается стихотворение у донецкого москвича Николая Переяслова с более чем красноречивым названием – «Пространство для сада». А заканчивается оно так: «Боже! Дай выжить пространству для сада. Хоть бы – в строке …» То бишь вне «строки» Сада уже будто бы не существовало…

Но недаром САД таит в себе БАБОЧКУ. Подобно ей, он только кажется, что умирает, а на самом деле – перевоплощается, преображается. «И всюду Гефсиманский сад, / Где только есть сады…», – провидел в 1990 году замечательный Владимир Соколов, наследовавший сады ХIХ века.

Л. Г.Каков посад – таков и сад! Разрушенный воздух эпохи диктует законы поэтического восприятия тем поэтам, которых ты сейчас процитировал. В таком металлическом или пластмассовом мире, в котором мы все оказались к семидесятым годам ХХ века деревья и впрямь могут быть привинчены к земле болтами, как у Александра Ерёменко. Но ведь есть ещё и внутреннее зрение и прозрение Поэта. Я говорю сейчас о классике советской эпохи Владимире Соколове, которого тоже мы тут охотно цитировали. Он «видел душой», как и надлежит поэту. И одарил окружающий его непривлекательный внешне мир прекрасными заснеженными садами. Он жил и писал так, словно советской власти вовсе не существует, а существует цветущая сирень, кипящий жасмин, снежные лилии и заснеженные аллеи. Свинцовый век не до конца разрушил и заасфальтировал всё окрестное пространство. Слишком Россия велика. И выжила она и ожила благодаря провинции и так называемым провинциальным поэтам, не забывшим запах скошенной луговой травы. Так возродилась в литературе и тема сада – от внутреннего побуждения сохранить загубленную красоту хотя бы внутри себя, до внешнего побуждения восстановить попранное. Тема небесного Сада и его зеркального отражения в нашей жизни земной – очень сильна в поэзии Олеси Николаевой, Светланы Кековой, Ольги Седаковой. Заметь, в этом ряду нет мужских имен. Мужчины-поэты не так открыты инаковидению, потому что «веры не имут» в большинстве своём. Они часто стыдятся признаться в своей религиозности. Зато уж если «не верят», то несут свою внутреннею темноту миру – без малейшего смущения. А эти три яркие поэтические индивидуальности – женщины верующие, знающие и понимающие откуда пришёл на землю САД. «Во саду ли Богородица гуляла…» В XIX веке нельзя было даже представить себе поэта-атеиста. Потому там у многих поэтов «и свет во тьме светит». Без Бога ни до порога – для них дело обычное. А для нас в ХХ веке – нет. Я сама пробиралась в свои будущие поэтические сады околицей абсолютного религиозного невежества. Можно и время осудить. А лучше всего осудить самого себя.

Вот недавно меня настигло нечаянное (и такое чаянное!) открытие замечательного и мало кому известного поэта из Омска. Он жил со мной в одно время, когда в храмах были или клубы, или склады химикатов, а Господь его окликнул и нашёл. И стихи его отмечены касанием Божьей длани. Его имя – Олег Чертов. Он погиб от руки наёмного убийцы в 1996 году в возрасте 36 пушкинских лет. А основной свод его стихотворений был написан в начале 80-х, когда ему было едва за двадцать. Мне повезло написать предисловие к его книге. И это было для меня, как мне раньше казалось, «поэтической всезнайки», большим уроком. Мы не знаем всего, что было написано, и не можем предугадать, что после нас напишут. Поэтому твой труд по собиранию важной и нужной поэтической темы, я всячески приветствую. И хочу заглянуть в твою творческую лабораторию: что там препарируется сейчас? Кто у тебя под микроскопом, а кого ты рассматриваешь в телескоп? Какой поэтический временной отрезок у тебя в приоритете?

Ю. Б.О, Лидия! Вашу августейшую речь я выслушал смиренно, не перебивая. Хотя женская логика порой такова, что её обладательницы могут ею же самих себя и высечь. Только что, говоря об Олеге Чертове, действительно редком православном поэте, если наложить атеистическую эпоху на время, когда он, собственно, как поэт состоялся и чей сад несомненно был Гефсиманским, ты сказала: «Мы не знаем всего, что было написано, и не можем предугадать, что после нас напишут». А перед этим «наехала» на мужчин. Дескать, далеки они, в отличие от нас, женщин, от Сада Небесного, и «не так открыты инаковидению». А как же пример с Олегом Чертовым, тобою приведённый? И этот пример совсем не исключение. В начале нашего разговора я уже упоминал екатеринбуржца Юрия Казарина, у кого тема Сада, в том числе, – Небесного, стала едва ли не стихотворным размером. Да вот – только навскидку: