Николай Колос - Осколки целого

Только тогда ты с радостью напишешь,
Когда кричит: «Подай!», – а его нет! —
Душа сама тогда стихами дышит,
И будет жить в ней истинный поэт!

Ведь Гоголя в Италии спросили:
«Зачем он не в Россиюшке, а вне?» —
Ответил он: «Писать я о России,
Могу… когда… скучаю по стране…

Прости Душа – вчера я не писал,
Знать не услышал ближних муки —
Моя душа была вчера – вассал,
Душой господствовали руки!

Был я другим и думать было лень,
Руки умом вчера рулили,
И наплели сплошную дребедень! —
А дребедень – она без крыльев…

А ведь стихи-то пишут не пятой —
Сама летит как аист строчка…
И если нет в ней где-то запятой,
То… чтоб… не царствовала точка!

Поэзия – она всегда из мук —
То крик души! – Он без огранки! —
Поэзия – не вязь умелых рук —
В ней нет лица… и нет изнанки!

Поэзия не может отвечать
За точность буквы на скрижали —
Она должна, как Божий Дух – зачать,
Чтоб тело физики рожали!

Поэзия… её нельзя винить,
Что точных не несёт инструкций —
Она должна лишь профиль изменить,
На взгляд… заезженных конструкций.

Поэзия… ведь ей не нужно льстить,
Она глуха, в ней много жажды! —
Но может искренне всегда простить,
Грехи, споткнувшихся однажды!

Ну вот и всё! … Теперь сказать я рад,
Что в догме презираю прочность,
Но это мой, сугубо личный взгляд,
На некую в стихах не точность!

Ты прости меня Рим, что я вовсе тебя не увижу,
Не увижу тебя… я Берлин и цветущий Мадрид,
Я прощенья прошу у бульваров и скверов Парижа…
У Босфора прошу, что под солнцем утрами горит…

Только не потому, что на сердце скопилась усталость,
И что в мышцах моих молодцовского пламени нет —
А что время ушло… и уже ничего не осталось…
Даже, чтобы купить в предварительной кассе билет!

Но не знают Париж и Мадрид, что я с ними прощаюсь,
И не знает Москва, у неё до меня дела нет.
А в отрезке скупом, что отпущено мне, я метаюсь —
И плевал Вашингтон, что я в нём не оставил свой след!

Я немного хмельной… и хотел написать для забавы,
Чтоб смеяться в кулак… и душил бы читателя смех,
Оказалось, что я для себя наливаю отравы,
И ввожу я других и себя в отвратительный грех!

Ведь я буду летать! Будет виться под Солнцем мой локон,
Я увижу Париж и Берлин, и Москву в один миг,
Растворен будет Мир и вмещаться в астральный мой кокон,
Где-то там в глубине и в началах написанных книг…

Будет время лететь, а я буду на вечном вокзале,
Где не видно границ и где нет оградительных рам,
Причешу я себя, чтоб получше меня узнавали,
Чтобы был я любим, там где круг кавалеров и дам…

Я немного хмельной и за дерзость с мня не взыщите,
Мне бы только успеть, чтоб закончить последний мой том —
А пока меня нет… то меня вы нигде не ищите,
Вы найдёте меня… я надеюсь, быть может… потом…

Помню я что-то плёл… о поэзии, музыке тела,
Ну а рядом со мной кто-то так… мне во всём потакал.
Жил в углах полумрак – на столе только свечка горела,
А вокруг никого… потакающий только… нахал…

Подымаю свечу, открываю глаза оробело,
Спала с глаз пелена, открывается всё через муть,
Вся поэзия здесь, – изваянием смотрится тело —
Ноги, торс и лицо, и красивые руки и грудь.

Протираю глаза и не верю глазам, что за морок? —
Ты откуда пришла, и зачем ты пришла, кто ты есть?
Ты учти, ты пойми, далеко мне не тридцать, не сорок…
А так хочется мне, в свои годы, сберечь свою честь!

Изваяние вдруг превращается в чудные звуки
Как рулады весны… а потом превращается в дым…
А из дыма ко мне изваянием тянутся руки —
И как шепот весны … «Будь сегодня со мной молодым!».

Что за чёрт! – Я не сплю, вот свеча, а вот стол, и я маюсь!
Это явь, или сон, и куда я сегодня залез?
Я куда-то иду и на что-то, идя, натыкаюсь —
Слышу шепот опять – «Твоя Инь, я твой Англ, твой Бес!».

Где икона, где крест?! Как хочу я сейчас помолиться! —
Изваяния нет… там какой-то нелепый оскал!
Где вода, где графин? Я хочу… мне так нужно напиться! —
Но не звякнул графин, и не плещет вода… я пропал…