Елена Имбирёва - Дети подземелья. Сборник творений представителей поэтического андеграунда

Эй, девчонки и мальчишки,
А давайте дружить!
Поиграем в кошки-мышки
Да айда всем чай пить!

Я живу на книжной полке,
Я живу за стеной.
Друзья зовут меня Машей,
Машей Москвиной 1 1 Анато́лий Ю́рьевич Москви́н – российский краевед-некрополист, лингвист-полиглот, переводчик, журналист и составитель словарей. В своей квартире содержал более двадцати мумифицированных тел девочек и одну в гараже. * .

Припев:
Будем играть, петь и свистеть,
Сквозь дырочки-глазки
Мультики смотреть.

Мы не помним, кем мы были
И где жили до сих пор.
Мы едим не больше пыли,
Не устраиваем ссор.

У меня теперь нет воли,
Я – гуашь и марли жгут.
У меня есть папа Толя,
Он – мой лучший друг.

Припев:
Будем играть, петь и свистеть,
Сквозь дырочки-глазки
Мультики смотреть.

Папа Толя мне вошьёт
Из плюша сердце и тряпья.
Он с заботой бальзамировал
Три месяца меня.

Я теперь живу с сестрёнками
На полке. Рядом с ним.
А недавно в Ново-Сормовском
Под Новгородом Нижним.

Припев:
Будем играть, петь и свистеть,
Сквозь дырочки-глазки
Мультики смотреть.

Детство уходит, дверь закрывай!
И ни за что его не провожай!
Вместе с ним яркие краски ушли.
Хлопни пред носом и впредь не зови.

Выйдя на улицу ранней весной,
Встретился мне ручеёк озорной.
Нет чтобы мне оглянуться кругом-
Я наступаю в него башмаком!

Звёздочки вспыхнули, и им под стать
Месяц прилёг на небесную гладь.
Нет, чтобы пожелать доброго сна —
Я что-то крикнул про его отца.

Детство уходит, дверь закрывай!
И ни за что его не провожай!
Нет ни минуты, чтобы мечтать,
Только корить себя и ругать.
Детство уходит, вместе с ним ты,
Все сокровенные сны и мечты,
Самые светлые сны и мечты

Кто нам устроит Бусово время?
Кто нас живыми прибьёт на кресте?
Кто разорит наше древнее племя,
В землю вобьёт, словно лёд по весне?

Страшно подумать, что завтра будет,
Страшно понять, что завтру не быть.

Кто нам расскажет, как надо жити нам,
Кто нас лишит нашей жизни совсем?
Вервь семейну разрежет на нити,
В стороны бросит на весь белый свет?

Страшно подумать, что завтра будет,
Страшно понять, что завтру не быть.

Кто вспомнит наши бледные лица,
В век испещрённы рисунком простым?
Где воспарим после смерти как птица?
Кто вознесёт нас на небо к святым?

Страшно подумать, что завтра будет,
Страшно понять, что завтру не быть

Сосны срубили, чёрная кровь распылилась вокруг,
Рваные лапы обязаны быть сожжены,
Слышится сточенных лезвий прерывистый стук.
В ряд поднялись стеной безымянны кресты.

Вновь наступило время лобызать чужие персты
Лукавому, Святому? – разницы нет.
Я превращаю воду в вино, а что можешь ты? —
В спину плевать и молча шептать мне вслед.

Тысячи лет сражений и боль загубленных душ,
Слышу их голос, он воет, как раненный зверь.
Я возвратился весной, в дни и ночи нещадных стуж.
Вы не впустили, пред ликом захлопнули дверь.

Сосны срубили, больше нет леса— остался пустырь.
На пустыре обратишься в безмолвную пыль.
Вы возведёте на пепле и прахе святой монастырь.
Всё, что явилось историей, стало как быль.

Васильковая степь, голубое сукно…
Так что больно смотреть. Как немое кино.
Ситец русских берёз? Нынче в моде парча!
А мне больно до слёз, что Россия ничья.
Чей-то грязный сапог с иноземным клеймом
Упирается в бок, по костям, напролом.
Пир во время чумы… Ну, а мама тайком
От тюрьмы, от сумы осеняет крестом.
И по локоть давно чьи-то руки в крови.
Все твердят об одном: «Такова се ля ви!»
Бей же, колокол, бей, нервы рви, не жалей,
Души нам отопри смертью наших детей.
На колени поставь и убийц, и ворюг,
Нам понять помоги, кто же враг, а кто друг…
Вот смотрю я, но вижу размытые лица….
Все мы были страной Василькового Ситца.

Выйду ночью за околицу,
Луг покошенный дремлет, колется.
Травы спелые в стоги сложены,
Всё кругом свежо и ухожено.