Array Коллектив авторов - Русская весна. Антология поэзии

Так, например, в свое время либеральная общественность не по эстетическим, а исключительно по идеологическим мотивам травила Ф. Достоевского, особенно за роман «Бесы». Так морщилась, когда ей напоминали о «Клеветниках России» А. Пушкина. Так и теперь старается не замечать стихотворения Иосифа Бродского об Украине (удивительного, по художественной силе, из лучших). Художнику жить в этой атмосфере политических счетов и общественной цензуры душно. И не столь важно, советская это цензура или либеральная.

Екатерина НЕНАШЕВА.

Однако и молодая современная поэзия сейчас слишком ангажирована. Складывается ощущение, что у начинающих авторов страшная одержимость «прокремлевщиной», «путинским режимом», «ненавистью к РПЦ» и проч. Больше их не интересует ничего. Они создают свой режим. Вместе с тем, все меньше в художественном произведении фигурирует Человек, личное, реальное, частное. Такое виденье – мигрень современной России или простое нежелание столкнуться с живой реальностью, некая психологическая защита? Куда это может привести русскую поэзию в дальнейшем?

Олеся НИКОЛАЕВА.

Я пока, к сожалению, не вижу самого предмета данного разговора, то есть самой «молодой поэзии» как состоявшегося явления, обладающего некими внятными чертами и отличительными признаками. Я знаю, как мучаются члены жюри молодежных поэтических конкурсов, особенно когда речь идет о крупной денежной премии: как бы давать ее некому и не за что! По-моему, она находится в состоянии становления, и пока непонятно, что, собственно, получится.

Что касается «протеста против сложившихся социальных норм», условно говоря, «сбрасывания Пушкина (или кого другого) с корабля современности», то это в сознании молодых людей, особенно подростков, было всегда и во всех поколениях: это уже общее место и традиция, и в данном случае «нет ничего нового под солнцем». Все идет своим чередом. И лишь «талант – единственная новость, которая всегда нова!» Но, поверьте, ничего нет более предсказуемого и оттого уныло-бездарного, чем подростковый бунт против взрослых норм и форм.

Что касается политизированности литературы: будь то завороженность Майданом (или антиМайданом), – то это вполне в ключе русской поэзии, которая всегда несла на себе «крест социальности». И человек, который является предметом литературы, – существо как социальное, так и метафизическое. Это два уровня, на которых разворачивается человеческая личность. По-моему, здесь нет противоречия. Иное дело, что порой такие социально перегруженные стихи являются лишь ритмизованными и зарифмованными (или в нынешнее время – не-рифмованными и не-ритмизованными) декларативными фразами, за которыми не стоит никакой художественной реальности, а значит, они остаются за гранью искусства как такового.

Екатерина НЕНАШЕВА.

Русский «православный» писатель сегодня – кто это?

Олеся НИКОЛАЕВА.

Я считаю, что русский писатель и есть писатель православный по преимуществу. Православие – это не идеология, а мироощущение, которое уходит своими корнями куда глубже – в генетическую память, в бессознательное. В данном случае – национальное мироощущение, которое – повторяю – глубже мировоззрения и идеологии, и в художественном произведении, если они находятся в противоречии, пробивает сам поверхностный мировоззренческий пласт. Очень хороший пример – Андрей Платонов. По своим убеждениям он был рьяный большевик, призывал расстреливать вредителей, но его писательское дарование приносило совершенно иной плод, и нет никого, кто с таким провидческим мастерством разоблачил бы самые основы коммунистической идеологии и большевистской власти.

Екатерина НЕНАШЕВА.

Это разделение писателя на «православного» и «не» коснулось и Вас…

Олеся НИКОЛАЕВА.

Я говорила об этом публично, когда отстаивала те или иные воззрения Церкви на некоторые вопросы современной жизни. В течение двух лет я вела на церковном телеканале «Спас» две просветительские передачи: «Основы православной культуры» и «Прямая речь», где шел разговор о взаимоотношениях Церкви и культуры, Православии и интеллигенции, Православия и католичества, Православия и сектантства и т. д. Всего мне удалось сделать около ста передач.

Кроме того, основными героями моей прозы (а у меня сейчас вышел семитомник, куда вошли романы, повести и рассказы) являются по преимуществу монахи, а действие разворачивается в монастырях и вокруг них. Ну что же делать, если монахи мне кажутся гораздо более интересными, парадоксальными и глубокими персонажами, чем, скажем, представители творческой интеллигенции, а монастырская жизнь – куда круче и художественнее, чем таковая в миру! Многие мои книги – и эссеистика, и проза, и даже стихи – выходили параллельно и в светских, и в церковных, и в монастырских издательствах.