Array Коллектив авторов - Русская весна. Антология поэзии

Теперь не до танцев, милая, не до песен.
Пока не в дыму мы, но роза ветров не с нами.
Война за стеной уже шепчет мне – будь любезен,
Забудь о себе, как турок в своем исламе.
Неужто придется вспомнить, чему учили?
Когда оглушат повестками в одночасье,
Останется залпом дёрнуть по мокаччине,
Друг в друга вдохнув – не жди меня – возвращайся.

Я так это вижу, словно прошло три года,
И ты отвлеклась, не дав никаких намёток
Писателям книг о гибели патриота,
Таких же, как я – несбывшихся, полумёртвых.
Смолчит обо мне и пепельный жар архивов,
Где тайн-то всего, кому проиграли Доджерс,
Не им повторять, от пламенных од охрипнув,
Ни имя моё, ни звание и ни должность.

Лишь тени моей не будет успокоенья,
Пока на ветвях, безвременьем закалённых,
Гневливее льва, священнее скарабея,
Не пискнет вороной раненый соколёнок —
Тогда средь аллей, златым сентябрём объятых,
Досаду неся чрез всю бытия порнушность,
Ты вздрогнешь с колец гортани до самых пяток,
И тихо пройдешь, на птицу не обернувшись.

Прощаешь и содом, и запустенье,
Когда, истерзан бесконечным сном,
Недели две не в силах встать с постели,
Лежит январь, предсмертно невесом.
А день уже прибавился немного,
И, неба задымленного густей,
Скрипит заслонкой царствия дневного
Холодный свет зеркальных плоскостей.

И вдалеке, где отмели песчаней
Курантов, что фатально отстают,
Сквозь череду надежд и обещаний
Просвечивает некий абсолют.
И в дверь его уже не постучаться,
В сенях не снять вакульих черевик;
Гармония природы безучастна
К людским стадам и назначенью их.

Но чьей бы плотью дух не облекался,
В нем каждый атом вечно выжидал,
Когда отпавший примет, как лекарство,
Рябящего экрана высший дар
И тот язык, лепечущий суконно
Змеиные слова – «гноись, иовь»,
И колокол, подвешенный за горло,
Боднувший воздух и умолкший вновь.

Пристанционным дребезгом звуча,
То в лихорадке буйной, то в истоме,
Истаявшим, оплывшим, как свеча,
Долбил февраль окно моё пустое.
И тихий кашель, что царапал свод,
Напоминал так неопровержимо,
Что каждый семьянин рожден как скот,
И плесневелый хлеб – его вершина.

Среди судеб крикливых и кривых
Металась явь, плыла рассвета хорда,
И млечный путь, что ко всему привык,
Сочился неизбежностью ухода,
Крушил панели звуковой прибой,
И раззвонившись, словно к возгоранью,
Трамваи разгонялись по прямой,
Отпихивая фуру эскулапью.

Пережидая транспортный коллапс
И мглу Москвы, что ныне окаянна,
Гремел замками магазин колбас,
Поддельных, как улыбка Микояна.
А винный через дверь уже пылал.
Походками слепцов туда входили
Сражённые похмельем наповал
С культяпками в прогорклом никотине,

Хватали за рукав – куда спешим?
Но что бы ни ответил им двойник мой,
Февральской гопоте недостижим,
Кружился дух с возлюбленной энигмой.
И этим был обязан не стихам,
Тем более не старцам и сусаннам,
Но лишь тому, что горлом постигал
В лучах весны и счастье несказанном.

Как живётся, дорогая? Как там дышится —
В стольном граде златоглавом на Днепре?
Спится сладко? Вкусно естся? Умно пишется?
Безопасно в я-не-вижу-кожуре?
Отдала ли сына ты в «могилизацию»?
«Эсэмэсила» на танки и кевлар?
Носишь борщик на майдан и кормишь «нациков»?
И приветствуешь бомбёжки и пожар?
Как живёшь, подруга-экс? Какими думами?
Собиралась в гости… Передумала, поди?..
Птицы мира бьются в кровь стальными клювами
Лишь булыжник глух в бестрепетной груди…

Полстраны накрыла чёрная хмарь,
Гонит с севера пожаров волну…
Как случилось, расскажи, пономарь,
Что ты взял да и ушёл на войну?
Сколько в Сумах посходило с ума,
Чтобы пропасть между близкими рыть?
Киев пал, и под Черниговом тьма,
И во тьме нельзя про тьму говорить…
Осторожно положил свой стихарь,
И затеплил у иконы свечу,
И раскрыл тогда Господь свой букварь,
Показал Он, что тебе по плечу…
Мы тебя ещё помянем не раз…
Мы сгоревшие отстроим дома…
Посмотри же, Сергий, с неба на нас,
Чтобы в Славянске рассеялась тьма…
Знают все, когда ты пал, пономарь,
И уже не поднимался с земли —
Ты пошёл тропой небесной, как встарь
С Куликова поля иноки шли…
Там Ослябя ныне и Пересвет
Горних истин стерегут рубежи.
Если можешь, передай им привет,
То, как Славянск берегли, расскажи…