Борис Слуцкий: Сегодня и вчера. Книга стихов

Как много создано и сделано
Под музыки дешевый гром
Из смеси черного и белого
С надеждой, правдой и добром!

Свободу восславляли образы,
Сюжет кричал, как человек,
И пробуждались чувства добрые
В жестокий век,
В двадцатый век.

И милость к падшим призывалась,
И осуждался произвол.
Все вместе это называлось,
Что просто фильм такой пошел.

Похожее в прозе на ерунду
В поэзии иногда
Напомнит облачную череду,
Плывущую на города.

Похожее в прозе на анекдот,
Пройдя сквозь хорей и ямб,
Напоминает взорванный дот
В соцветье воронок и ям.

Поэзия, словно разведчик, в тиши
Просачивается сквозь прозу.
Наглядный пример: «Как хороши,
Как свежи были розы».

И проза, смирная пахота строк,
Сбивается в елочку или в лесенку.
И ритм отбивает какой-то срок,
И строфы сползаются в песенку.

И что-то входит, слегка дыша,
И бездыханное оживает:
Не то поэзия, не то душа,
Если душа бывает.

Читатель отвечает за поэта,
Конечно, ежели поэт любим,
Как спутник отвечает за планету
Движением
и всем нутром своим.

Читатель — не бессмысленный кусок
Железа,
в беспредельность пущенный.
Читатель — спутник,
И в его висок
Без отдыха стучится жилка Пушкина.

Ярко-пестрые, как полушалок,
Словно кофты цыганской кусок,
Знаменитые два полушария
Износили последний срок.

Карты мира, висящие с нэпа
На стене,
словно списки надежд.
Заменяются картами неба —
Синим блеском небесных одежд.

Как бывало, на карте Союза
Цепь флажков продвигалась вперед —
Поднимая все большие грузы,
Цепь ракет выступает в полет.

Дальше Запада, выше Берлина,
Дальше были и выше былины,
Дальше самого вещего сна
Вылетает по карте она.

Отрываются крайние звенья,
Начинается наступленье.
Мы по карте следим.
Не хотим
Пропустить,
куда мы летим.

Здесь, у карты, волнуемся, спорим,
Измеряем масштаб высоты.
Чуть попозже,
чем с Черным морем,
Много раньше,
чем с Белым морем,
Мы знакомимся
с Морем Мечты.

Небо
вроде опрокинутой чаши —
Выпьем до дна
и ставим вверх дном.
Наши летят!
Не чужие, а наши
Дальше и выше летят с каждым днем.

Помните небо сорок первого года?
Враги — повсюду.
Наши — нигде.
Любая ясная, безоблачная погода
Точно предсказывала: быть беде.

А сегодня — в воздухе и в эфире,
Всюду,
куда ни кинешь взгляд,
Во всем бескрайном, безмерном мире
Наши летят!

Что-то физики в почете.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчете,
Дело в мировом законе.

Значит, что-то не раскрыли
Мы,
что следовало нам бы!
Значит, слабенькие крылья —
Наши сладенькие ямбы,
И в пегасовом полете
Не взлетают наши кони…
То-то физики в почете,
То-то лирики в загоне.

Это самоочевидно.
Спорить просто бесполезно.
Так что даже не обидно,
А скорее интересно
Наблюдать, как, словно пена,
Опадают наши рифмы
И величие
степенно
Отступает в логарифмы.

Широкоплечие интеллигенты —
Производственники, фронтовики,
Резкие, словно у плотников, жесты,
Каменное пожатье руки.
Смертью смерть многократно поправшие,
Лично пахавшие столько целин,
Лично, непосредственно бравшие
Столицу Германии — город Берлин.
Тяжелорукие, но легконогие,
Книжки перечитавшие — многие,
Бревна таскавшие — без числа,
В бой на врага поднимавшие роту,
Вас ожидают большие дела!
Крепко надеюсь на вашу породу.

У археологов на лад идут дела,
И ни одна эпоха не дала
Астроботаникам такого взлета:
Ведь каждый день, как будто на работу,
К нам чудеса приходят ровно в семь —
С газетами. И это ясно всем.

Все словно бы на вечере гипноза
В районном клубе, где за три рубля
Заезжий маг, усами шевеля,
Прокалывает ими прозу;
Как в автомате: за пяток монет —
Билет,
а нет —
колотишь в стенку нервно.