Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

«Сказки для умных», при всей их занятности, наделены весомым идейно-нравственным потенциалом и достаточно правдивы, при всей их фантасмагоричности. Недаром в своих творческих симпатиях Шефнер, кажется, в первую очередь выделяет Джонатана Свифта, считая его самым гениальным фантастом. Он рассуждает о Свифте так: «Мне интересна та фантастика, которая граничит со сказкой, где речь идет о заведомо невозможных вещах и событиях. И она кажется мне более прочной, если можно так выразиться. Гениальный Свифт послал своего Гулливера к лилипутам, потом в Бробдингнег к великанам. Мы твердо знаем, что никаких лилипутов и великанов в природе нет — и в то же время знаем, что они есть и что они, по воле Свифта, будут существовать, пока есть на свете читающие люди. Гулливер — человек, в сущности, обыкновенный, средний, ничуть не сказочный. Когда читаешь о том, что он пережил, то кажется, что придумать он этого не мог, что все именно так и было. Несказочность героя придает повествованию особую достоверность».

Достоверность будничного героя в сказочных обстоятельствах... Добиваясь этого, Шефнер следует не только за Свифтом — ему дороги и Гоголь, и Булгаков, близки Герберт Уэллс и Рей Брэдбери. Думается, можно уловить известную связь его фантастики и с той русской литературной традицией, которая представлена недооцененным, по мнению Шефнера, Владимиром Одоевским, одним из провозвестников русского романтизма.

Более ста лет назад В. Одоевский жаловался, что в его век «анализа и сомнения довольно опасно говорить о чудесном», между тем как чудесное существует в искусстве изначально, удовлетворяя одну из «естественных наклонностей человека». В. Одоевский считал, что «единственную нить», посредством которой этот элемент может быть «проведен в словесное искусство» в современных для него условиях и с гарантией на будущее, нашел великий Гофман, изобретя «особого рода чудесное», имеющее всегда две стороны: «одну чисто фантастическую, другую — действительную». Эта нить по сей день остается путеводной для романтической фантастики и, в частности, для Шефнера.

Узнаваемость иронически изображаемого героя отнюдь не единственный признак «сказок для умных». Они отмечены тонким искусством комедийного диалога и виртуозным использованием живой разговорной речи. Рассказчик в этих сказках не перестает едко и весело смеяться. Авторская издевка над газетной пошлостью и канцелярским дурновкусием, над наукообразным пустословием и официозным велемудрием не покидает страниц. Городской питерский жаргон двадцатых годов, язык объявлений и вывесок, стилизованных «сводок», «заяв», «справок», язык дворового фольклора, частушек, сентиментальных романсов, базарной рекламы и другие стилистические вариации отличают причудливый рисунок шефнеровской прозы.

И есть в этой прозе еще один колоритный — обязательный! — художественный слой, о котором нельзя не упомянуть. Это пародийные стихи, продукция многочисленных вымышленных стихоплетов. Какую бы повесть мы ни открыли, мы найдем в ней традиционную для Шефнера фигуру поэта-неудачника, поставщика рифмованных шуток и сентенций. В одном случае в этом амплуа выступает «высокопродуктивный поэт», выдающий ежемесячно не менее четырех погонных метров заздравных стихов. В другом случае наплыву пиитов-графоманов противостоит система агрегатов, выполняющих решительные редакторские функции. В рассказе «Когда я был русалкой» (1972) мы знакомимся с «гениальным поэтом-консультантом», чей образ доведен уже до абсолютного абсурда. И даже сам Павел Белобрысов в «Лачуге должника» страдает, как представляется рассказчику, «маниакальным тяготением к рифмачеству».

Словом, и в своей фантастической прозе Шефнер остается поэтом — и лириком, и озорным пародистом.

В октябре 1988 года, давая интервью «Литературной газете», Шефнер счел нужным вновь напомнить о своей родословной.

И вот в какой связи.

Дотошный читатель спрашивал в письме: не является ли его дальним предком забытый ныне немецкий поэт Иоганн Георг Шефнер, некогда друживший с самим Кантом? На что Вадим Сергеевич ответил: «Не думаю. По семейным данным, те фон Шефнеры, от которых мы ведем свой род, поселились на Руси при Алексее Тишайшем. И уж больше никакой другой родины, кроме России, не знали. Частичка «фон» употреблялась все реже, а потом и вовсе отпала. Традиционной профессией мужчин была флотская служба. Дед мой, Алексей Карлович Шефнер, командовал военным транспортом «Манджур» на Тихом океане и считается основателем города Владивостока. Об этом, впрочем, не раз уже писалось...»