Тот рассказ Лаврик написал давно, лет, наверное, десять назад, и все последнее время даже не вспоминал о нем. Отчего ж именно сейчас когда-то написанное проступило в памяти, да не только проступило, но и, цепляясь, все не хотело отпускать? В студенческие еще годы Лаврик, как и все, наверное, «грешил стишками», потом, после университета, летом, вдруг принялся сочинять смешные и грустные рассказы, которые раз от раза становились всё фантастичнее. Последний же, тот самый, десятилетней давности рассказ был по-настоящему фантастическим. Назывался он, правда, как-то витиевато и по-юношески выспренно: не то «Граната времени», не то «Цель оправдывает…» Да, точно, именно – «Цель оправдывает…», да не просто «оправдывает», а с многозначительным таким многоточием – как начало известного изречения без завершающего слова «средства». Средства, впрочем, тоже описывались, но – по ходу действия.
Сюжет рассказа Лаврик помнил сейчас уже смутно. Впрочем, если покопаться на антресолях, то папку с рукописью еще, наверное, можно найти. В последние несколько часов рассказ почему-то все не выходил у него из головы, и Лаврик испытывал теперь одно страстное желание – переписать его наново, восстановить, переделать.
Он прислушивался к себе, стараясь не спугнуть это почти забытое чувство: где-то внутри, то ли в голове, то ли под сердцем, рос и креп старый замысел, требовал выхода и переобдумывания, и дело оставалось лишь за немногим – увидеть все в точности и перенести на бумагу, оформить чувства и мысли графически.
Лаврик припоминал сейчас, как стремительно закручивающаяся фабула, после нескольких таинственных неудач и просчетов, приводила героя к победе над собой и над преступной Системой, сковавшей целое государство. В общем-то, это была вполне традиционная схема, описывающая ситуацию, ничего, конечно, общего не имеющую с нынешним благоденствующим миром. Реальными в ней были лишь характеры и детали, нереальными и фантастическими – приключения героя и все обстоятельства их.
Например, такое: строго засекреченные массовые эксперименты на людях, в ходе которых исследуется и совершенствуется человеческое поведение. Разумеется, все это надо будет теперь переписать по-другому, не так детски наивно, как было раньше.
Некие специально разработанные методики позволяли экспериментаторам создавать в жизни любого человека – незаметно для него – такие условия и обстоятельства, которые вызывали различной степени надлом, как бы трещину в отношениях его с другими людьми или с самим собой. Такие обстоятельства, которые на общем жизненном фоне и самим-то подопытным часто не принимались всерьез. По обычному своему стремлению к покою и упорядоченности, человек пытался «замазать», загладить эту трещину, он либо шел на компромисс и соглашался с мелкой, хотя и очевидной, нелепостью и несправедливостью, либо тихо закрывал на все глаза, трусливо делая вид, что ничего не случилось, все с той же вполне человеческой целью – сохранить спокойствие и порядок. Последнее по-житейски оправдывало его.
Цель же экспериментов была поначалу не менее искренней и в чем-то даже возвышенной: помочь людям справиться с бесконечными трудностями, которые создают они сами себе и друг другу, привести хаотическое развитие человеческого сообщества к порядку – по возможности более полному и совершенному.
Но любую задачу всегда усложняют отдельные особи. То ли по врожденным своим качествам, то ли из-за недостатков общественного воспитания, они не становятся на колени даже перед создаваемыми специально для них препятствиями, зачем-то вступают с ними в борьбу, – отрицательно, как правило, влияя на ход эксперимента.
В конечном счете, Система, созданная для коррекции поведения человеческих масс, незаметно переродившись, приобрела новое для себя качество: теперь она не только регулировала социальный фон, теперь главной задачей стало для нее приведение общества к идеальному стандарту – с выявлением и искоренением людских «сорняков». Причем, если раньше Система занималась исправлением и устранением нежелательных обстоятельств вокруг отдельных людей, то, совершенствуясь во всеохватности, она занялась теперь устранением субъектов, нарушающих или способных нарушить давно упорядоченные обстоятельства. К моменту появления главного героя за такими «нарушителями» идет настоящая невидимая охота, потому что только они, беспокойные и противящиеся, еще способны нарушить установленный навсегда и вполне удобный для всех уклад.
Читать дальше