В порт заходит бригантина,
И к борту прижимается причал.
На белых архаичных парусах,
На поиски мечты и вдохновенья,
Все «за» и «против» взвесив на весах
Обычно трусоватого сомненья,
Воображенье в плаванье ушло,
В спокойный океан бесшумной ночи.
Команда слов, подобранных душой,
Желала испытать себя на прочность.
Способности свои, как ни крути,
Мы познаём, когда уже в пути.
И первый признак бунта и беды
Настиг команду в середине ночи.
Усталость с Ленью крикнули: «Воды!
Воды нам пресной в виде пресных строчек!»
Вблизи маячил мрачный тощий риф,
Без почвы, в клочьях ночи и отёчный —
Они бы обошлись наличьем рифм.
Но, слава Богу, капитан настойчив.
Потребности свои, как ни крути,
Мы познаём, опять-таки, в пути.
«Чего мы ищем? – с пеною у губ
Под утро завопили остальные.
– Вернёмся, хватит, ты же не Колумб,
Мечты твои наивно надувные».
Слипаются усталые глаза,
Сейчас бы им какой-нибудь подстрочник.
«Нет, капитан, так дальше плыть нельзя!
Пора признаться и поставить точку».
Возможности и тут, как ни крути,
Определяют длительность пути.
Когда коснулся брига первый луч
Всходящего на палубу светила,
Был позади уже словесный путч,
А капитана попросту сместили.
Но в полумиле были острова
Удачи, грёз, любви и вдохновенья.
Их населяли лучшие слова,
Доплывшие до бухты озаренья.
Смирение, увы, как ни крути,
Лишает смысла лучшие пути.
_____________
***
Меланхолией море болело.
Билось в скалах тоскливым прибоем,
отупело бросалось всем телом,
морщась, пенясь, стеная от боли,
в пересоленном грустью миноре,
от печали, от безнадежья,
потому, что оно, море,
влюблено было в побережье,
и искало
на голых скалах
ответной любви и поддержки…
Побережье туманом потело.
Подмывало его волненье
и скалистое откровенье,
влажным воздухом, мутно-белым,
расстилалось, взывая к небу:
«Раствориться в любви мне бы!
Изменить свою суть в корне,
лечь песочком на дно нежным
потому, что я, побережье,
дó смерти обожаю море».
И кричали об этом чайки
у невидимого причала,
и кричали они оголтело,
будто на самом деле
Море и Побережье
жили одной печалью…
***
…И был прибой горяч, но без истерик —
Шумел, как полагается, вспылив.
А, неприступный с виду, скальный берег
Мечтал, чтоб поглотил его прилив.
И было утро в сером ре-миноре,
Армада туч у ветра на плечах.
И мутное взволнованное море
Выплёскивало нá берег печаль…
***
От поцелуев моря на ветру
Потресканные губы побережья…
____________
АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО, Россия, Москва
***
И молясь, и мечтой болея,
Не страшась, что проходят годы,
Испытаньями шёл к тебе я
По безбрежным усталым водам.
Не поверив, что время лечит,
Устремился я за тобою,
По студёным волнам – навстречу
Морю, вечности и прибою.
Мы с тобою – вовек и присно,
И пространство вдруг стало немо.
Наше море венчает пристань,
Эта пристань уходит в небо.
***
Печальный философский пароход
Вдаль отплывал по воле негодяев.
Иван Ильин и Николай Бердяев,
Учёный и профессорский народ.
Холодным нетерпеньем сентября
Он покидал пределы Петрограда.
Чужбина – вот философу награда,
Вот любомудру алая заря.
И чайки в небе синем на беду
Чертили чутко огненные знаки
И провожали мысливших «инако»
В иную, чужеродную среду.
И мы грустим, заслышав позывные,
Секундных стрелок невозвратный бег.
Как бесприютен в мире человек!
Как быстротечны радости земные!
Припомнится иная подвенечность,
Иная незапамятность придёт,
И всех живых отправит морем в вечность
Последний философский пароход.
Когда на мель садится пароход
И метеор срывается с орбиты,
Седые церкви русской Атлантиды
Всплывают зряче на поверхность вод.
И потонувший колокол звучит.
И, водные равнины рассекая,
Врачует души речь его святая,
Литого звука медленный магнит.
И звук идет как будто из глубин,
Из залитого солнцем поднебесья.
Где раньше были города и веси,
В живых остался колокол один.
По ком звонит он в сизой тишине,
Надмирной клятвой облака смыкая?
И сила в нем заключена такая,
Что не заснуть и не сгореть в огне.
Читать дальше