Дмитрий Пригов - Москва

Были они потустороннего (когда-то, видимо, пушистые,
милые) страшного и плоского вида
Эти, сгубленные какой-то трагедией, или просто случаем,
кошачьи Радамес и Аида

И подумал я: вот ты ходишь, любуешься, берешь
и оставляешь вещи
А как истлеешь, кто тебя полюбит – разве что только
с тобою рядом истлевший

11 | 00847 Государство – это отец, его мы боимся и уважаем
А в дни празднеств и побед с собою отождествляем

А Родина – это, естественно, мать, ее мы любим
и даже больше – обожаем
И стыдимся, и ревнуем, и презираем, и помыкаем,
и мучаем, и желаем

И наиболее впечатлительные, как говорит Фрейд,
убивают отца и с Родиной сожительствуют и все
не удовлетворены вполне
А мы – мы простые люди, мы и с отцами разойдемся
да и женимся на стороне

11 | 00848 Заметил я, как тяжело народ в метро спит
1 |00064 Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают
и молодые на вид

Может быть жизнь такая, а может глубина выше
человеческих сил
Ведь это же все на уровне могил

И даже больше – на уровне того света, а живут и свет горит
Вот только спят тяжело, хотя и живые на вид

11 | 00849 Известно, что можно жить со многими женщинами
и в то же время душою той единственной не изменять
Как же в этом свете измену Родине понимать

Ведь Родину мы любим не плотью, а душой
Как ту единственную, или не любим – тогда тем более
измены нет никакой

Но все это справедливо, конечно, если Родину, как у Блока,
как женщину понимать
Но нет никакого оправдания, кроме расстрела,
если она – мать

11 | 00850 Нет последних истин – все истины предпоследние
И в смысле истинности и в смысле порядка следования

Да и как бы человек что-то окончательное узнал
Когда и самый интеллигентный, даже балерина,
извините за выражение, носит внутри себя
в буквальном смысле, кал

11 | 00851 Я пил коньяк Камю и Шартрез с его тремя преследующими
друг друга вкусами
Пытаясь французскими средствами нейтрализовать
жизнь с ее глубокими укусами

И мне временно удавалось отстоять независимость
позы и лица
Но она по-советски, а в общем-то – по-международному,
заходила и кусала
с другого конца

И я подумал: коли ей дано нас зубами касаться
Отдам ей ее кусок меня и не буду считать его своим,
а как бы общим, где мы будем равноправно кусаться

11 | 00852 Да здравствует территория, народ, да и КПСС
Советского Союза
Слепленные в нечто такое историческими обстоятельствами
и времени узой

Да здравствует и мир во всем мире
Включающий в себя и войны, а то куда же их девать,
не делать же вид, что они противоестественны человеческой натуре

Да здравствует Я – яркий представитель
современной культуры
Предоставленный Богом для этой естественной, живучей
и смертной макулатуры

11 | 00853 Чтоб понять, чтоб понять
Что же это в мире происходит
Мало просто честным человеком быть
Надо еще быть и чем-то бессовестной птицы вроде

Чтоб щебетая возлететь
Пусть и умственным усильем
Над этим миром, имеющим конечным определением
все-таки смерть
И увидеть все это как бы в некоем историческом веселье

11 | 00854 Какой же надо достичь степени величья
Чтоб твоя зубная боль стала всенародным горем
безграничным

Но в то же время в этом опасность для обоих:
Народ будет слишком уж увлечен твоею всегдашнею болью

А ты, как бы это деликатнее выразиться – ведь не узнаешь
наперед
Вдруг с тобой не зубная боль, а что-нибудь неприличное
произойдет

11 | 00855 Людмила Зыкина поет
Про те свои семнадцать лет
А что ей те семнадцать лет
Тогда она и лауреатом Ленинской премии-то не была

Вот мне про те семнадцать лет
И плакать бы как про утрату
Что приобрел я за последующие двадцать лет?!
Оглядываюсь, шарю по карманам – ни премии, ни почета,
ни уважения, разве что
в годах приобретение —
да это все равно что утрата

11 | 00856 Вот букашка по руке мальчика ползет
Который вырастет, окончит школу в Университет пойдет

Где будет слушать лекции московского профессора
Рубинштейна
Излагающего взгляды великого Альберта Эйнштейна