Владимир Алейников - Звучащий свет

Как в годы нашествий, шуршат
Листвою сухою
Деревья – и всё ж не спешат
К хандре, к непокою,
К зиме, что прийти навсегда
Хотела бы снова,
И даже незнамо куда,
Порукою – слово.

Так что же останется здесь?
Журчание струек
Сквозь жар, обезвоженный весь,
Да ворох чешуек
В пыли, у подножья холма,
Да взгляды хозяек,
Да ветер, сводящий с ума,
Да возгласы чаек?

И что же грядёт впереди —
Безлюдье, глухое
К тому, что теснится в груди,
Что есть под рукою,
Что смотрит из каждого дня,
Томясь на безрыбье,
Входя в сердцевину огня
Гремучею сыпью?

И всё же не надо вздыхать
О том, что пропало, —
Ему не впервой полыхать,
Звучать как попало,
Вставать, наклонясь тяжело,
Быть сердцу по нраву, —
Оно никуда не ушло,
Как звёздная слава.

Думаю – о былом. Нечего жить ушедшим?
Помилуйте! – настоящее слишком связано с ним,
Чтоб уходить навеки. Всё оно – в человеке.
Вместе с грядущим. Каждый тройственным чудом храним.

Чудом времён, однажды кем-то соединённых?
Свыше? Конечно. То-то вместе им жить да жить.
В этом единстве – тайна граней их, опалённых
Жгучим огнём вселенским. Надо ли в нём блажить?

Нет умиранья свету. Песня ещё не спета.
Звук, возникая где-то, речь за собой ведёт.
Ночь на дворе иль вечер – снова пылают свечи.
Утро – ещё далече, но всё равно – придёт.

С днём драгоценным слиты все, кто с пространством квиты,
Чтобы искать защиты в том, что само собой
Станет поступком, шагом, взглядом, немалым благом,
Тягой к моим бумагам, песнею и судьбой.

Чудо не в том, чтоб взять его, словно птенца, в ладони.
Чудо – в том, чтобы ждать его. Верить упрямо в него.
Предстать пред ним – право, непросто. Постичь его – невозможно.
Недосягаемо чудо. Поскольку в нём – волшебство.

Пусть в измереньях новых звучат потайные струны.
Пусть Бах в парике сползающем слушает вновь миры,
В которых, сквозь все каноны, иные грядут кануны,
Планеты поют и луны. Звуки к нему – добры.

Клавир земного затворника. Вселенская партитура.
Хорал киммерийский. Фуга отшельническая. В глуши
Звучит извечная музыка. Горы упрямо хмуры —
Но вот и они светлеют. Отрада – есть для души.

Тише! Впрочем, настолько сроднился Бах с тишиною,
Что лишь в ней утешенье находит от невзгод мирских. Это сон?
Это явь для него. Напевы, как деревья, стоят за стеною,
Навевая что-то родное, вне законов и вне времён.

О чём я? Ах, да! – О времени. Об имени этого времени.
Земного? А может, небесного? А может быть, зазеркального?
О людях этого времени. О буднях имени в темени.
О празднествах, навевающих тревогу слова печального.

Печален мир. Потому что он изначально – радостен.
Радостен мир. Потому что – позже – он слишком печален.
С этой печалью и с этой радостью – мы уходим
В плавание. Но где-нибудь – мы неизбежно причалим.

О чём я? Ах, да! – Об имени. О времени этого имени.
О знамени, на котором вышито слово «свет».
О семени, прорастающем в степи. О море. О пламени,
В душе моей оживающем. А мыслям пределов – нет.

Радостен мир. Открытия в нём сменяют события.
Рушатся и воскресают неземные устои его.
Покуда в кругу созвездий мы хороводы водим,
Приходит к нам неизменно любви земной торжество.

Постой! Побудь ещё рядом. Хотя бы чуть-чуть. Немного.
Никто тебя не заменит. Кому поведать о том,
Что сердце болит недаром, что вновь тяжела дорога
Меж слов, давно уже сказанных и спрятанных на потом?

С кем скоротать мне вечер? Кого увидеть в окошке —
Идущего наконец-то – из памяти ли? – ко мне?
Желтеют густые кроны. Листва лежит на дорожке,
Шурша на ветру приморском, как будто в живом огне.

Желания то сбываются, то сызнова не сбываются.
Не сдаются годам, упрямясь, чаяния мои.
Вдали, над холмами сизыми, что-то вдруг затевается —
Летят оттуда, сгущаясь, дум бессонных рои.

Куда мне теперь деваться от нового наважденья?
Со старым ещё не справился – а это настигло вмиг.
И что в нём за знак? Откуда? Возможно – предубежденья.
Возможно – предупрежденье. Нет, просто – рожденье книг.