Надежда Белякова - Эхо

Лодочка-скорлупка,
удержи двоих;
на волнах ошибок,
и больших обид,
покаяний поздних,
запоздалых слез.

Лодочка-скорлупка
тонет среди грез.

День такой осенний,
и остывший чай
никого не греет…
Сиди и вспоминай!

Женщина-спасенье, как якорь в степи,
клетка с кормушкой,
из которой живым не уйти,
оседлость в конце пути,
когда нет больше сил
встать и идти.
Прощенного воскресенья,
отпущенные грехи
тому, кто верит в мечту,
в то, что она спасет,
коль на штурвале рука
весь век не устает.
Тихих слов-мотыльков метанье
дарит надежды луч,
подпорками мирозданью,
тень уюта дают воздаянием.
И прочее есть на свете,
что и не снилось нам
в общих; вещих и тесных,
посланных всех нам снах.

Ты вписан в мою судьбу
несмываемым тату,
на моем, как колокол,
гулко стучащем сердце.
Сквозь тебя я на мир смотрю.
Ты – мысль моя и взгляд,
и нелепости привкус
В беседе.
Между нами – табу преград,
А в огне брода нет.
Потому…
Мы сидим на берегу.
Каждый берег крутой —
Подо мной – один,
Под тобой – другой,
Но мы смотрим
друг на друга.

Бродить по воде, не замочив ног,
кто не пытался, так и не смог.
И я не пытаюсь, а просто брожу:
по лужам, не покоряясь дождю.
Который хлещет; по спинам, плечам,
прочь гонит с улиц, под замок по домам.
Как торгашей из храма – прочь,
чтоб не мешали городу встретить ночь.
Как старый театр, он развернет своих
декораций полночный флот.
В баталии схваток схлестнутся:
былое и затухающий день,
которому до утра дожить лень.
И равно реальны дома и тени,
И наши надежды и то, что узрели.

Звучание имен,
штрих-коды дат рождения:
От самого рожденья до конца.
Пределы личности очерчены до срока,
но и вместилище иных имен,
в пересеченьях Судеб
и судьбоносных встреч
продляет их века,
вмещая сотни жизней,
что дарит им мечта.
Химер твердыни
зрит Китайская стена
и многое, что ныне – просто чудо!
В том круге, предначертанного свыше,
всё, что дотла сгорело – всё в памяти живет!
Подаренных цветов не увядает свежесть
через годы.
Смех юности – извечным
камертоном поверяет
звучанье подлинности дня,
сарказма скрежет отвергая
даже в лихие времена.

Какой сквозняк
ворвался из Вселенной!
Скорее форточку закрой!
Но дом-не каменные стены…
а мы с тобой вдвоём.
Захлопнутая дверь
не отсечёт нас от беды.
Ты почитай мне на ночь,
милый,
свои забытые стихи.
Как оберег, обряда тайна —
на сон грядущий чмокни в лоб.
Что б новый день не сокрушил нас,
прикрыл, сберёг, помог.

Я говорю тебе – «Да!»
Ты отвечаешь – «Нет…»
Потом передумал и пишешь в ответ:
– «Да»
Но я сквозь слезы прочла – «Никогда!»
Слов твоих россыпи, снов моих осыпи!
Смысл слов дробится на звуки
и опадает бисером знаков
в мозаиках чьих-то чужих судеб!

Давай помолчим до утра…

Пусть нас рассудит Луна.
В звёздных монистах созвездий
Она поёт нам голосом ночи.
На языках бессловесных пророчеств
и смутных наречий предчувствий беды.
Здесь каждый, устал от битвы
за право своей правоты.
Как гений пустыни,
бредут одиноко в надежде найти
иной колеи затоптанные следы.
Но тесно в пустыне будней
скудного долгого дня.
И потому блуждаем все вместе,
друг друга, браня и коря.
Словно все разом забыли;
Зачем они все вошли
в лабиринт одиночеств пустыни,
чтобы вместе выход найти.

Давай помолчим до утра!
Быть может, все же все было не зря?

Старый боцман бывает нежен
Только, если идёт ко дну.
На дно бутылки, в которой уж пусто —
последний глоток греет глотку его.
Осталось записку в бутыль вложить,
чтобы три буквы в неё уместить:
короткие SOS, и в море, как рыбку,
бутыль отпустить!
Он пренебрег вековечным запретом
– "Бабам не место в морях на борту!"
Но он и есть их последний корабль,
который давно не на плаву!
И бабы танцуют Мамбу и Джигу
вдоль по всему его пьяном хребту.
И старый боцман становится нежен,
И верно, и тихо с улыбкой блаженной
идёт к заветному дну…

Жизнь не прощает нам пропущенных уроков.
Уж лучше прогулять, чем тускло их проспать.
У разных берегов – иная правота,
пока ее не вычерпать до дна,
на все в ответ – лишь немота одна.
Неведома та правота до срока, пока не переплыть
иль по водам бродить, чтобы узреть иные берега.
Но Зимний муж и Летняя жена, им не встретиться никогда.
Они спешат друг-друженьке навстречу,
но вместе их не встретить и в века.
Меняя знаки и обличья, перекопав себя до самой сути дна,
становятся лишь: Летний муж и Зимняя жена.
И вновь по кругу та же маята.